И, не задрожав, не изменившись в лице, она взяла чашу с ядом и выпила до дна.

Узнав о случившемся, Сципион забеспокоился, как бы Масинисса в припадке горя не причинил непоправимого зла себе или другим. Он тут же пригласил к себе нумидийца и утешал его и, вместе, мягко, осторожно корил. На следующий день, чтобы отвлечь Масиниссу от тяжких мыслей, Сципион собрал сходку и перед всем войском впервые назвал нумидийца царем, надел ему на голову золотой венец, подарил золотой кубок, кресло, в каком сидят римские консулы и преторы, скипетр слоновой кости, тогу и тунику триумфатора, расшитые золотом и пурпуром.

– Нет у нас, – сказал он, – почестей славнее и прекраснее, нежели почести триумфа, и Масинисса – единственный среди чужеземцев, кого римский народ считает достойным этих почестей.

И Масинисса успокоился, и воспрянул духом, и укрепился в самой дорогой для него надежде – соединить всю Нумидию под своею властью.

Сципион придвинул лагерь совсем близко к Карфагену, и совет старейшин, уже не слушая более баркидов, отрядил посольство к римскому командующему. Послы, по обычаю своей земли, простерлись перед Сципионом ниц и смиренно, униженно просили мира. Сципион выставил такие требования: вернуть пленных и перебежчиков; вывести войска из Италии и Римской Галлии (куда еще за два года до того переправился с Балеарских островов Магон); отказаться от всех притязаний на Испанию, Сицилию и Сардинию; выдать весь боевой флот, кроме двадцати кораблей; засыпать в римские житницы пятьсот тысяч модиев пшеницы и триста тысяч модиев ячменя; выплатить римскому войску двойное жалованье.

Карфагеняне решили, что важнее всего выиграть время и дождаться из Италии Ганнибала. Поэтому они согласились беспрекословно и, по желанию Сципиона, отправили послов в Рим, к сенату. Другое посольство, тайное, выехало к Магону с приказом как можно скорее возвращаться в Африку.

Послы нашли Магона на берегу моря, невдалеке от Генуи. Он был тяжело ранен в недавнем сражении, которое проиграл с громадным для себя уроном. Магон повиновался приказу сената, посадил остатки войска на корабли и пустился в плавание.

Но не успели пунийцы миновать Сардинию, как их начальник умер от раны.

Примерно в те же дни прибыли послы и к Ганнибалу. Он слушал их, скрежеща зубами, едва не плача, и, когда они договорили, воскликнул:

– Так, прекрасно! Прежде меня тянули назад исподволь, оставляя без подкреплений, без денег, теперь отзывают открыто! Не римский народ победил Ганнибала, а карфагенский сенат своей ревнивою завистью. И бесславный конец Италийской войны не столько радости принесет Публию Сципиону, сколько Ганнону, который и самого Карфагена не пощадил, лишь бы разрушить до основания дом Гамилькара Барки!

Впрочем, он уже давно предчувствовал, к чему клонится дело, и держал корабли наготове. Большую часть войска, стоявшую караульными отрядами по городам Бруттия и ни к чему не пригодную, он распустил и лишь лучших, отборных солдат взял с собою в Африку. Число их могло быть и более значительным, но многие воины италийского происхождения отказывались ехать за море и в поисках убежища сошлись в святилище Юноны на мысе Лацйнии – и все до последнего были гнусно перебиты пунийцами в самом храме богини.

Рассказывают, что редко какой изгнанник так страдал, расставаясь с родиною, как Ганнибал – покидая неприятельскую землю. Снова и снова оглядывался он на берег Италии и проклинал богов, и людей, и себя самого за то, что не повел на Рим войско, залитое кровью Каннской победы, за то, что, уложив при Тразименском озере и при Каннах до ста тысяч врагов, полтора десятка лет бесплодно и трусливо топтался меж Казилином, Кумами и Нолой.

Рим уже знал, что Италия свободна от врагов, и уже благодарил за это небожителей многодневными молебствиями и жертвоприношениями? когда прибыли карфагенские послы.