– Фамильный, говоришь? Это как, сам делал или от предков достался?

– Конечно, от предков, – проворчал Гегемон, не поднимая головы. – От деда достался, когда тот помирал. Тогда еще совсем мало жили…

– Ну да, понятно… – И тут Дмитрий вспомнил, чем он еще может поторговаться с узурпатором миров, чтобы тот освободил всех его родственников: – А сейчас какова продолжительность жизни твоих детей и близких?

Прежде чем ответить, Крафа поднял голову и посмотрел прямо в глаза коллеги длинным, изучающим взглядом:

– А тебе зачем?

– Скрывать не стану: знаю невероятное по силе средство для омоложения. Если ты мне возвращаешь жену, родителей, даешь свободу еще одному кругу лиц, я тебе это средство предоставляю взамен.

– Ох, ничего себе наглость! Еще и какой то круг лиц?!

– Да я не тороплю тебя с согласием. Просто подкинул тебе солидный предмет для размышлений.

Светозаров интенсивно продолжил работу, решив таки и про друзей спросить:

– Ну а где сейчас могут быть мои сопровождающие, которых ты видел возле Клоца?

– Да где угодно! Вплоть до того, что остались на прежнем месте. Но ты сейчас не о том думаешь. Слушай лучше, что нам еще тут с тобой предстоит сделать…

И старожил мира Торговцев принялся рассказывать о тех терниях, которые им предстояло преодолеть в ближайшие часы. В какой уровень их забросила судьба, он понятия не имел, но уповал на то, чтобы это оказался изолятор с как можно меньшим номером. Ибо чем ближе к сороковому, тем ближе и к машинам строгого надзора, которые могут опуститься вниз по наружным стенам и уничтожить нарушителей. Сорок изоляторов располагались ниже всего гигантского строения, ниже двадцати подвальных этажей, и каждый их них представлял собой куб с гранью двести метров. То есть тюремные камеры составляли почти девяносто процентов всего гигантского вытянутого здания.

– Так это что, гигантская тюрьма?! – спросил Дмитрий.

По утверждениям рассказчика, именно так и думало подавляющее большинство Торговцев. Хотя пытались это опровергнуть, да и вообще провести хоть какие то масштабные исследования, только жалкие единицы. Почему единицы? Да по той причине, что девяносто процентов всех любопытных погибали в технических коридорах или в быстротекущих сражениях с машинами строгого надзора. Да, на самом нижнем подвальном этаже были проходы в так называемые камеры, но как они действуют и по каким критериям пропускают внутрь исследователей, обслуживающий персонал или посетителей – неизвестно. Кого сразу заставляли вернуться механические голоса, кого пропускали не раз, а то и не два, но на третий раз или десятый гнали взашей. А некоторых постоянных посетителей машины вдруг уничтожали ни с того ни с сего. Без всякого предупреждения и уж точно без последующего разъяснения.

Трибун Решающий побывал в технических коридорах сорокового и тридцать девятого изоляторов целых четыре раза. Но на большее не решился. Интуиция ему прошептала: «Больше сюда не ходи! Никогда!» – и он ее послушался. Хотя сведения, приносимые другими, собирал и анализировал. Но так параметры безопасного движения по тюремной зоне и не отыскал. Зато себя мог считать знатоком и даже спорить, выдвигая свои предположения о предназначении изоляторов.

– А следовательно, – сказал Гегемон, – как бы нам с тобой этого ни хотелось и как бы мы ни мечтали попасть в замок, ничего не получится. Мы даже до подвальных уровней не достанем…

– Но у меня есть плазмер и еще кое какое оружие. Жахнем по роботу или сколько их там, и вся петрушка!

– «Нет!» – сразу по трем причинам. Первая: роботы тут еще более непобедимые, чем здешняя чернота. Вторая: если мы нанесем малейшее повреждение роботу, за нас примется сам Свинг Реальностей.