Данат снова начал кашлять.

Оте снова пришлось целый день разыгрывать из себя хая Мати. Он проверил, как идет подготовка к большой аудиенции, которую он собирался, хоть и с опозданием, но провести. Ответил на разгневанное письмо от хая Тан-Садара. Тот хотел объяснений, почему хай Мати отказался взять в жены его младшую дочь, и чтобы дать ему отпор, пришлось собрать всю самоуверенность, на которую Ота был способен. Господин камня, отвечавший за ведение учетных книг, обнаружил, что кто-то подделал две формы для чеканки денег, и доложил о ходе расследования. Вдова Адайита Камау требовала аудиенции. Она по-прежнему считала, что ее мужа убили, и требовала восстановления справедливости. Жрецы просили денег на храм и шествие зверей. Молодой сочинитель, сын Ойяда Хау из Дома Хау, сочинил пьесу в честь хая Мати и просил разрешения представить ее. Разрешения и денег. Мастера оловянных дел подали прошение о справедливом распределении угля, утверждая, что железных дел мастера берут больше положенной доли. Мастера по железу объяснили, что работают с железом, а не с каким-то там оловом — презрительно усмехаясь, будто Ота мог разделить их чувства. Посетители все тянулись и тянулись, один сменял другого, пока Оте не захотелось ухватить за шиворот первого попавшегося слугу, посадить его в черное кресло и бросить город на произвол судьбы. И все-таки пугала его совсем не тяжесть городских забот и не мысль о нависшей над Гальтом угрозе. Ота боялся думать о кашле Даната.

Детская утопала в медовом свете свечей. Киян сидела на краю постели, стоявшей на возвышении, и нежно успокаивала сына. Кровать окружали причудливые железные статуи сказочных зверей, которые целый день простояли в жерлах очагов. Проходя мимо, Ота почувствовал их жар. Помощник лекаря, серьезный молодой мужчина, изобразил позу почтения и тихо вышел, оставив родителей наедине с сыном.

Ота подошел к постели. Данат открыл сонные глаза и подвинулся к нему поближе. Губы отца тронула улыбка.

— Я опять заболел, папа-кя.

Голос был хриплый, тихий — знакомый признак тяжелого дня.

— Не разговаривай, малыш, — сказала Киян, погладив Даната по лбу. — А то снова начнется.

— Да, мне передали, — ответил сыну Ота и сел с другой стороны кровати, напротив жены. — Но ведь ты уже болел раньше и поправился. И сейчас поправишься. Мальчикам полезно немного болеть, пока они маленькие. В детстве они переносят самые тяжелые недуги, а потом становятся сильными взрослыми мужчинами.

— Расскажи мне сказку, — попросил Данат.

Ота набрал в грудь воздуха и замялся: на ум ничего не приходило. Он постарался вспомнить себя — в этой комнате или в другой, похожей. Ведь он спал в такой же, когда был ровесником Даната. Кто-то ухаживал за ним, когда он болел, рассказывал истории, чтобы отвлечь его. Но когда родители отослали его с глаз долой в школу поэтов, все это потонуло в размытых пятнах на границе воспоминаний и снов.

— Папа-кя устал, маленький, — сказала Киян. — Давай мама тебе расскажет про…

— Нет! — заплакал Данат; все лицо у него сморщилось, губы он плотно сжал, а брови насупил. — Хочу, чтобы папа-кя…

— Хорошо, хорошо, — согласился Ота. — Я не так сильно устал, чтобы не рассказать сказку своему мальчику.

Киян улыбнулась виновато, будто хотела сказать, что честно попыталась его спасти.

— Давным-давно, когда еще не основали Империю, а земля была совсем юной, — начал Ота, — жил да был… жил да был козлик.

Козлик, чье имя, по странному совпадению, тоже оказалось Данат, отправился повидать свет. На пути он встречал множество волшебных зверей, с которыми затевал долгие, пространные и совершенно бесцельные беседы.