Хэгмэн слегка повёл стволом налево и приспустил приклад, чтобы поднять ствол. Это был не только невероятно дальний выстрел, но ещё и под гору, что, как известно, очень трудно. Никто не двигался. Шарп наблюдал за командой гаубицы через подзорную трубу. Артиллерист уже подносил пальник, и Шарп знал, что должен отдать приказ людям укрыться, и тем самым нарушить концентрацию Хэгмэна, но именно в этот момент Хэгмэн спустил курок. Грохот выстрела поднял в воздух птиц, дымок завился овкруг скал, и Шарп увидел, что стрелок крутанулся на месте, выронил пальник и зажал рану в правом бедре. Несколько секунд он ещё пытался удержаться на ногах, но всё же упал.

— Правое бедро, Дэн, — объявил Шарп, зная, что Хэгмэн не может увидеть результаты выстрела сквозь пороховой дым. — Вы ранили его. В укрытие! Все! Немедленно!

Потому что другой артиллерист воспользовался пальником. Они едва успели спрятаться, как снаряд взорвался перед большим валуном. Шарп хлопнул Дэна по спине:

— Невероятно, Дэн!

— Я хотел попасть в грудь, сэр.

— Вы подпортили ему денёк, Дэн, чёрт возьми, — заявил Харпер.

Другие стрелки тоже поздравляли Хэгмэна. Они гордились им, были рады, что старик окончательно встал на ноги и был хорош, как всегда. И выстрел так или иначе компенсировал предательство Вильямсона. Они снова были элитой, стрелками.

— Повторить, сэр? — спросил Хэгмэн.

— Почему бы нет?

Если мортиру привезли, её расчёт будет напуган, обнаружив, что находится в пределах досягаемости смертоносных винтовок.

Хэгмэн снова начал тщательно готовить винтовку к выстрелу, но едва он бернул следующую пулю в кожаную «рубашку», как, к удивлению Шарпа, гаубицу оттащили за деревья. На мгновение Шарп обрадовался, но потом перепугался, что гаубицу убрали, чтобы использовать позицию для мортиры. Он ждал, леденея от страха, но никакой мортиры не появилось. Вообще никто не появился. Даже пехота, располагавшаяся поблизости от гаубицы, скрылась в леске, и весь северный склон был очищен от противника. Драгуны ещё некоторое время патрулировали холм с востока и запада, но через полчаса уехали на север, в сторону деревни.

— Что случилось? — спросил Висенте.

— Бог его знает.

Внезапно Шарп увидел большую колонну французов: пехота, кавалерия, гаубица, — и все они уходили из Вила Реаль де Зедес, вероятно, в Опорто. Он пристально вглядывался, ошеломлённый, не смея верить тому, что он видел.

— Наверное, это какая-то уловка, — пробормотал он, передавая трубу Висенте.

— Может, это и вправду — мир? — предположил Висенте после нескльких минут созерцания отступающих французов. — Может, война действительно закончилась? Почему бы они решили отступить?

— Они уходят, сэр, — заметил Харпер. — И это — единственное, что имеет значение. — он взял трубу у Висенте и увидел только хвост уходящего обоза, телегу, везущую раненых французов. — Иисус, Мария и Иосиф! — возликовал он. — Они и впрямь уходят!

Но почему? Это и есть мир? Или группа всадников, которая привела Шарпа в такую панику, привезла вовсе не мортиру, а приказ отступить? Или это и впрямь уловка? Французы надеются, что он спустится к деревне и даст драгунам шанс атаковать их на равнине? Он, как обычно, не знал, что и подумать.

— Я спускаюсь, — сказал Шарп. — Я, Купер, Перкинс, Кресакр и Симс. — он намеренно назвал двух последних, дружков Вильямсона, которых, наверное, подозревали в намерении последовать за дезертиром; тем самым он хотел показать, что всё ещё доверяет им.