|
Он все время держался у меня за спиной, явно хотел подойти познакомиться, но стеснялся. Это было позавчера. — Ой, прости, Петер! Ты знаешь моего шефа, гаупштурмфюрера Нольде? — Д-да, — проговорил веснушчатый. — Знаю. То есть, нет, не знаю лично. Видел, то есть. — Толку вы от него все равно не добьетесь, — сказал верзила-с-перхотью. — Наш Петер с дамами разговаривать не умеет — только блеет, как овца. Петер сделался красным, будто вареная свекла — даже веснушки почти пропали. — А ты случайно не видел его сегодня? — спросила Дайна. — Я его ищу по важному делу. Часовой подумал. — Ну да, — сказал он. — Видел. Вот сегодня как раз и видел. Они в администрацию заходили. Вместе с господином оберфюрером Кюхлером. Недавно. Длинные фразы ему явно не давались. — А куда он потом поехал, ты не знаешь? — Никуда. То есть он еще там. В смысле, здесь. Еще не выходил. «Вот повезло! — воскликнула про себя Дайна. — И как это мне пришло в голову, что он может быть в администрации? Интуиция?» — А где мне его найти? — спросила она, делая шаг к дверям. Верзила-с-перхотью заступил ей дорогу. — Простите, фройляйн, а у вас есть пропуск? Этого она не ожидала. А зря — можно было бы догадаться, что в оккупационную администрацию так просто никого не пускают. — Пропуска у меня нет, — созналась Дайна. — Извините, фройляйн, но в таком случае мы не имеем права впустить вас в здание. — Хорошо, — Дайна не стала спорить и спустилась вниз по ступенькам. — Я подожду здесь. — Сожалею, — сказал верзила, — здесь посторонним находиться запрещено. Дайна, изобразив беспомощное изумление, взглянула на Петера. Тот виновато пожал плечами. — Приказ есть приказ. Мы и так уже нарушили его, разговаривая с вами. Дайна отступила еще на шаг. — А могу я попросить вас об одном одолжении? Когда гаупштурмфюрер Нольде выйдет, вы не сообщите ему, что я жду его у входа в парк? — Вообще-то нам нельзя… — начал, было, верзила, но Петер перебил его. — Хорошо, фройляйн Кайните. Я обязательно ему передам. Гаупштурмфюреру, то есть. Дайна послала ему самую очаровательную из своих улыбок и направилась к парку. Идти здесь было совсем недалеко. В который раз ее поразило кажущееся спокойствие этого маленького провинциального города. В парке играл оркестр; по усыпанным гравием дорожкам гонял на самокате лопоухий мальчишка; на скамейках играли в шахматы старички. У палатки с ситро стояли трое немецких солдат, пили воду и громко смеялись. Война была рядом, в каких-то двухстах километрах к востоку. Пылали города и деревни, рвались снаряды и умирали люди. Танки шли по выжженной земле, и трупы повешенных свисали с почерневших деревьев, как чудовищные плоды смерти. Но здесь, в Виннице, поверить в это было невозможно. Здесь было сонно, мирно, спокойно. От этого спокойствия Дайну брала оторопь. Она прошла мимо тележки продавца мороженого, подумала, вернулась и купила эскимо. Присела на свободную скамейку, так, чтобы видеть часть площади, на которую углом выходило здание администрации. Развернула обертку. Покрытый инеем шоколадный столбик выглядел заманчиво. Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, девушка, которую звали Катя Серебрякова, очень любила мороженое. Через несколько минут немцы, разумеется, подошли познакомиться. Дайна не стала их отшивать — просто предупредила, кого она ждет. Солдаты оказались не такими наглыми, как Хаген, все поняли, и пожелав фройляйн приятно провести время, удалились вглубь парка. Отто появился через час. Он шел через площадь быстрыми шагами, но Дайна почему-то сразу поняла, что он торопится не к ней. |
