Кан-ипа плотно зажмурился и заткнул уши, очевидно, пытаясь представить себе все неприятности, связанные с потерей головы. Потом расслабился и сочувственно подытожил:

    – Да. Совсем плохо.

    Они помолчали.

    – Пошли с нами ночной выпас сидеть, – неожиданно предложил табунщик. – Арзы выпьем, костер разложим… Ты песни петь станешь. У тебя хорошие песни, короткие, но вкусные. Ухо твою песню съест – и радуется. И в животе тепло. А у меня все песни длинные, а допеть до конца никогда не дают. Ругаются. Драться лезут. Шапку в рот суют… Ты где песни нашел – во сне, да?!

    – Нет, – сказал Безмозглый. – Не знаю. И в ночное не пойду. Наверное.

    – Почему? – подскочил Кан-ипа. – Ленивый стал, да?!

    – Нет, – покачал головой Безмозглый. – Просто… Я боюсь.

    – Чего боишься? Волков? Я тебе саблю дам. Свою. А мне плетки хватит. Треснешь волка басалыком по башке – и шкура целая, и волк тихий. Пошли, а?…

    – Волков не боюсь, – сказал Безмозглый. – Другого боюсь.

    – Чего?

    Безмозглому мучительно не хватало слов объяснить свой страх – но он все же попробовал.

    – Понимаешь, Кан… вот ночь, так? Вот костер, светло… Тут светло, а там, в ночи – что? Что за светом? Ночь там, шорохи… ходит кто-то. Кто ходит, чего хочет? Вдруг к костру выйти хочет? Может, зверь, может, человек, а может – дух… Страшно.

    – Дух? – Глаза Кан-ипы удивленно расширились. – Кто такой? Почему страшно? Ты слово сам придумал? Живой – дух?

    Безмозглый и сам плохо понимал, кто такой дух. Так, вырвалось само… и слово-то противное – ду-у-у-ух… Как ветер в темных зарослях.

    – Нет, Кан. Не живой.

    – Тогда какой? Мертвый?

    – Тоже нет. Не живой – и не мертвый. Никакой, неизвестный. И сравнить не с чем. Понимаешь? Дух.

    Кан-ипа сгорбился и некоторое время сидел молча. Взгляд его медленно наливался мраком грядущей ночи.

    – Понимаю, – наконец протянул он. – Да. Когда живой – можно убить, и не страшно. Когда мертвый – тогда совсем дохлый, и тоже не страшно. А когда не мертвый и не живой… Или мертвый, но живой… Никакой. Да. Очень страшно. Очень-очень страшно. И сравнить не с чем… Слушай, Безмозглый, пошли с нами в ночное! Я тебе саблю дам. И себе возьму. Две сабли. А мальчишки пусть ножи берут. А ты петь будешь – духа отгонять будешь!… Пусть не приходит к костру. Я тебе саблю насовсем подарю, я тебя очень прошу – пошли в ночное!…

    – Ладно, – сказал Безмозглый. – Не кричи. Пойду. И петь стану.

    Он встал и направился вдоль берега.

    Когда фигура идущего скрылась из виду, к обмякшему табунщику подскочил сгорающий от любопытства Бэльгэн-ирчи.

    – Ну что? Что сказал дурак? Пойдет ночной выпас сидеть?!

    Кан-ипа вскочил и закатил брату увесистую оплеуху.

    – Сам ты дурак! Конечно, пойдет! И песни петь будет. Духа отгонять надо. Страшного…

    – Духа? – обиженно скривился Бэльгэн. – Какого еще духа? И зачем его гонять?

    – Затем, что страшно, – буркнул Кан-ипа. – Очень. Не живой – и не мертвый.