— Они засели за колесами, — сказал Худ.

В темноте за грузовиком засверкали язычки пламени. Я слышал шлепки — это пули впивались в траву у ног Лэнгдона. Целясь по вспышкам, я вел безостановочную пальбу, остальные наши тоже стреляли. Не знаю, попали мы в кого-нибудь или нет, но наш огонь, похоже, не давал им прицелиться: Лэнгдон добрался до тени и, тяжко отдуваясь, прыгнул сверху к нам. Я прекратил пальбу: у меня осталось всего шесть патронов.

— Что дальше? — спросил я.

— Надо послать вестового, — задыхаясь, ответил Лэнгдон. — Хэлсон!

— Я здесь, сержант, — донеслось справа.

— Садись на велосипед, езжай на позицию и позвони в штаб. Доложишь о случившемся. Нам нужно подкрепление, чтобы вывести из строя грузовики. Пусть объявят воздушную тревогу, укомплектуют все расчеты и приготовятся к вторжению на аэродром в ближайшие полчаса. Все ясно?

— Ясно! — Размытый силуэт Хэлсона замаячил над травой. Он бросился бежать вверх по склону.

— А что если прихватить броневик возле штаба базы? — предложил Худ. — Как раз то, что нужно.

— Верно. Хэлсон! — крикнул Лэнгдон вдогонку. — Когда все сделаешь, отправляйся в штаб базы и найди парней из экипажа броневика. Приведешь его сюда.

— Есть! — Хэлсон исчез, растворившись в тени на холме.

— Они вытаскивают «брен», — сказал Худ, и его винтовка грохнула.

Сидевший в кузове снова показался над задним бортом. Я вскинул винтовку, выстрелил и с удовлетворением увидел, как ноги агента подломились. Раненный, он продолжал подавать вниз оружие — сперва два пулемета, потом — четыре коробки с патронами. Я опять пальнул в тех, что стояли на земле, вдоль холма вновь затрещали выстрелы, но агентам удалось затащить пулеметы в укрытие за грузовиком.

— Прекратите огонь! — крикнул Лэнгдон. Ничего другого и не оставалось — патроны у всех кончались, надо было оставить запас до прихода подкрепления.

Лэнгдон стиснул мое плечо.

— Охрана бежит. Вон там, вдоль проволоки, видишь?

Вдоль изгороди мчались двое солдат с примкнутыми штыками, остальные охранники развернутым строем спускались с холма.

Мне вдруг стало даже жаль этих бедолаг за грузовиком. Они делали свое дело в меру своего разумения, точно так же как мы делали наше. И у них не было ни малейшей надежды, разве что назначенная для высадки минута уже совсем близка. Небо заметно светлело. Я взглянул на часы. Было двадцать минут пятого. Я заволновался. Оставалось еще три грузовика, а мы пока не сделали по сути ничего, чтобы обезвредить их. Да и экипаж грузовика еще мог внести свою лепту в дымовую завесу, открыв те, которые оставались в кузове.

— Надо что-то делать с остальными грузовиками, — сказал я Лэнгдону.

— Да, но что? Кроме броневика их ничем не возьмешь.

— Когда еще он придет…

— А что еще можно сделать, черт возьми? Придется ждать.

Светлеющая ночь вновь утихла, но это было затишье перед бурей. Сколько же оно продлится? Моему мысленному взору предстали «юнкерсы-52», вырывающиеся из дымного облака, изрыгающие орды в серых полевых мундирах. Ведь «юнкерсы» могли приземляться по два б минуту. Надо было что-то делать.

Тишину разорвало противное стрекотание «брена»

Стреляли не в нас, а в цепь наступавших по склону охранников.