Он спокойно и четко отдавал им приказания, я лишь иногда улавливал отдельные слова. С поверхности земли донесся рев набирающих обороты моторов. На столе значки со свастикой пересекли береговую линию, налет обретал очертания. Соединения, состоящие из пятидесяти бомбардировщиков и сотни истребителей каждое, приближались к аэродромам; две таких армады направлялись в нашу сторону.
К стоявшему рядом со мной телефону подошел офицер.
— Артиллеристы? Предупредите все расчеты, что два «харрикейна», только что ушедшие на взлет, будут ставитm дымовую завесу на высоте около пятидесяти футов. Огонь вести только по тем неприятельским самолетам, которые будут приземляться на поле. По разбившимся машинам не стрелять. Оставшимися в живых займется наземная оборона.
Не успел он кончить разговор, как заговорил «танной»:
— Внимание! Два наших самолета ставят над аэродромом дымовую завесу. Ожидается, что транспорты с войсками совершат посадку. Вероятно, часть их разобьется. Наземной обороне предписывается лишить неприятеля возможности вести боевые действия после аварий самолетов. Старайтесь не попадать в зону обстрела артиллерии: орудиям приказано открывать огонь по самолетам противника, совершившим удачную посадку. Все!
— Хэнсон! — окликнул меня Уинтон. — Пожалуй, вам теперь лучше вернуться на огневую позицию.
— Хорошо, сэр.
— Мы ничего не упустили из виду?
— Да вроде нет, сэр.
— Прекрасно. Спасибо за помощь, желаю удачи.
— Вам — тоже, сэр. — Я козырнул и поспешно вышел из оперативного штаба.
На улице околачивался Билл Трент.
— Береги себя, Барри, — сказал он. — Ты мне должен статью написать, когда кончится драка.
— Считай себя счастливчиком, если ее пропустят в печать, — ответил я, вскочил на первый попавшийся велосипед и покатил вверх по откосу к асфальту. Наш окоп едва виднелся на противоположном краю аэродрома на фоне тускло освещенного горизонта. Луна села, летное поле казалось белым, гладким и холодным. Над брустверами окопов наземной обороны торчали каски — голубые и цвета хаки. Возле дотов стояли солдаты с готовыми к бою винтовками. Везде царила гнетущая атмосфера ожидания.
Когда я проезжал по асфальтированной площадке перед ангарами, один из «харрикейнов» сделал первый заход над восточным краем поля. В полумраке он выглядел как размытая тень и летел так низко, что, казалось, вдребезги разобьется о первый же капонир. За самолетом тянулась тонкая полоска, как будто по тусклому серому небосводу провели карандашом. Она росла, расползаясь в черное зловещее облако. На северном краю аэродрома полоска обрывалась. Когда самолет накренился на повороте, я едва различил его очертания.
У ближайшего к штабу базы ангара суетились солдаты. Они возились с воздушным шаром, похожим на небольшой аэростат воздушного заграждения. Под ним был прикреплен красный фонарь. Когда я проезжал мимо ангара, шар медленно поднялся в воздух.
Вскоре я выкатился на дорогу, шедшую вдоль восточного края поля. Тьма сгущалась, над головой висела огромная волнистая туча дыма, она медленно плыла на юго-запад через территорию базы. Казалось, стоит поднять руку, и я дотянусь до нее. Тут и там земли касались оторвавшиеся от тучи клочья дыма. Они медленно клубились, а когда попадались мне на пути, в ноздри била едкая вонь. Я поравнялся с капониром к югу от нашей позиции. Над головой загудел второй «харрикейн». Он шел так низко, что я невольно втянул голову в плечи. Но видеть его я не мог. Когда дымный шлейф от самолета смешался с завесой, тьма сгустилась настолько, что я едва не проскочил мимо своей огневой позиции.
Спустившись в окоп, я пристально оглядел едва различимые лица: Лэнгдон, Четвуд, Худ, Фуллер. |