— Это говорит человек, на чьей яхте больше гостей, чем он может сосчитать.

— Я не целовал ни яхту, ни гостей. Не всех, во всяком случае.

— Тогда вы должны объяснить мне правила, — ее губы дрогнули от сдерживаемого смеха; почему-то это завораживало его, — которых на удивление много для Никоса Катракиса, не следующего традициям, не соблюдающего правил, идущего своим собственным путем. Я бы хотела встретить его.

— Есть только один Никос Катракис, мисс Барбери. — Теперь он стоял так близко, что чувствовал запах ее духов. — Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы, узнав, что это я.

— Я узнаю это только после того, как вы поцелуете меня.

— Значит, теперь это неизбежно?

— Разве нет? — Она наклонила голову; теперь это был настоящий вызов, а Никос не стал бы тем, кем стал, если бы не умел их принимать.

Все шло не так, как он планировал. Спонтанность — для тех, кому нечего терять и нечего доказывать. Он много задолжал Густаву Барбери и его гнусному сыну, долго ждал возможности отплатить и добился своего. Надавить здесь, нашептать там, и империя Барбери зашаталась, особенно после того, как заболел ее глава. Но Никос не хотел впутывать девушку. Он не желал уподобляться Питеру Барбери, соблазнившему Алтею и бросившему ее, когда она забеременела. С другой стороны, он не ожидал, что сестра его врага обратится к нему с такой просьбой и — что особенно опасно — заставит его захотеть потерять контроль над собой, над которым он так долго работал. Он с удовольствием использует ее как еще одно орудие, которое приведет ее семью к гибели, но он не ожидал, что захочет ее!

— Возможно, вы правы, — тихо сказал он.

Уверенность на ее лице поблекла всего на секунду, но он заметил это и возликовал: она оказалась не такой уж непоколебимой. Никос положил руку ей на затылок и вздрогнул, как от электрического удара; ее глаза распахнулись, и она прижала ладони к его груди. Он помедлил, удостоверяясь, что на них смотрят. Что бы она ни затеяла, она не знает, с кем связалась и какой механизм запустила, подойдя к нему. Он уже давно выиграл эту войну, и Тристанна была последней каплей, которая уничтожит Барбери без остатка, раз и навсегда, почти как они однажды уничтожили его.

Он выиграл, но почему-то мог думать только о пленительном изгибе ее губ. Он привлек ее к себе и прижался к ним губами.

Глава 2

Тристанна вскрикнула бы «Огонь!», если бы смогла, но вместо этого ответила на поцелуй, если можно было так назвать влажное столкновение ртов. Ее охватила тревога, желудок сжался, и вся она вспыхнула. Она и представить не могла, каково это — целовать такого мужчину: он весь был первобытная мощь, он брал, требовал, овладевал.

Никос наклонил голову, пробуя ее губы на вкус, касаясь языком ее языка, заставляя ее содрогаться от желания. Тепло его руки, по-хозяйски лежавшей на ее талии, проникало под ткань платья. Она чувствовала вкус дорогого ликера и соли на его губах. Тристанна вцепилась в его рубашку, но не смогла оттолкнуть его.

Прошло несколько миллионов лет, прежде чем он наконец поднял голову; его темные глаза пылали страстью, от которой у нее ослабели колени. Она с трудом подавила желание прижать руку к губам: было такое ощущение, что они ей больше не принадлежали, словно он поставил на ней свое клеймо, и где-то глубоко внутри она почувствовала странное счастье. Дурочка! Она знала с самого начала, что нельзя играть с этим мужчиной, поняла, что ей не справиться с ним, как только их взгляды встретились и первая волна дрожи прошла по ее телу.