Несмотря на строжайшие запреты врачей, прикованный к постели Ленин рвался к делу, пытался участвовать в политической жизни страны и влиять на нее. Однако быстро почувствовал, что его мнение больше никого не интересует. Владимира Ильича уже списали. Все партийное хозяйство оказалось в руках генерального секретаря ЦК партии Сталина. Его ближайший помощник Амаяк Макарович Назаретян писал: «Кобе приходится бдить Ильича и всю матушку Рассею».

Ленин понимал, что рычаги власти уходят из рук и ему не на кого опереться. Он сам выдвинул Сталина, ввел в состав высших органов власти — политбюро и оргбюро ЦК. Видных большевиков было вообще немного, в основном государственная работа у них не получалась. А Сталин обладал даром администратора и скоро сделался совершенно незаменимым человеком. Именно поэтому позволял себе дерзить и возражать Ленину.

24 ноября 1921 года в ЦК обратилась Надежда Константиновна Крупская. Не как жена Ленина, а в качестве председателя главного политического просветительного комитета (Главполитпросвет) при Народном комиссариате просвещения. Крупская считала, что отдел агитации и пропаганды ЦК партии слишком разросся, вышел за пределы своих полномочий, и ставила вопрос о разграничении полномочий Главполитпросвета и агитпропа ЦК.

Ленин как руководитель партии ознакомился с ее письмом. Свои замечания отправил Сталину, который курировал отдел агитации и пропаганды. Иосиф Виссарионович 26 ноября 1921 года отозвался с нескрываемым раздражением:

«Т. Ленин!

Мы имеем дело либо с недоразумением, либо с легкомыслием.

Неверно, что “партия в лице агитотдела создает орган в 185 человек”. По штатам, мною проверенным и подлежащим утверждению Оргбюро, должны быть не 185, а 106 человек, из них нацмен 58 человек… Крики о “разрушении” Главполитпросвета — сущие пустяки…

Корень недоразумения в том, что т. Крупская (и Луначарский) читали “положение” (проект), принятый в основном комиссией Оргбюро, но мной еще не просмотренный и Оргбюро не утвержденный, он будет утвержден в понедельник. Она опять поторопилась.

Сегодняшнюю записку вашу на мое имя, в Политбюро, я понял так, что вы ставите вопрос о моем уходе из агитпропа. Вы помните, что работу в агитпропе мне навязали, я сам не стремился к ней. Из этого следует, что я не должен возражать против ухода. Но если вы ставите вопрос именно теперь, в связи с очерченными выше недоразумениями, то вы поставите в неловкое положение и себя, и меня. Троцкий и другие подумают, что вы делаете это “из-за Крупской”, что вы требуете “жертву”, что я согласен быть “жертвой” и пр., что нежелательно…»

В этом письме — характерные для Сталина методы полемики: во-первых, оппонент (Крупская) в принципе не прав, во-вторых, я к этому не имею отношения (не утвердил проект), работы этой (руководство отделом) я не хотел, но с нее не уйду. Он откровенно шантажирует Ленина: решат, что вы убираете меня из-за жалобы жены… И главное: мгновенно вырвавшаяся ненависть к военному министру и члену политбюро Льву Давидовичу Троцкому, который вообще не имел к этой истории никакого отношения.

Уверенный в себе Владимир Ильич до определенного момента не обращал на это внимание. Сталин ему нравился — твердый, решительный, последовательный. Потому и поставил его на пост генерального секретаря, когда в апреле 1922 года пленум ЦК учредил эту должность. Ленин исходил из того, что секретариат ЦК — это технический орган. Собственных решений секретариат не принимал. И прежде выбирали в секретари ЦК надежных и пунктуальных исполнителей.

Владимир Ильич предполагал иметь и в лице Сталина помощника без личных амбиций. Он ошибся. Сталин с самого начала оценил значение секретариата и оргбюро ЦК, которые ведали кадрами — а «кадры решают всё».