|
Он был нагл, тщеславен и умен – да, умен и опытен. Верил в свое высшее предназначение. Но главной его слабостью была самоуверенность. «Самоуверенность, – подумала Ева, – и ложная вера. На этом-то и надо сыграть».
Он говорил о мести. Око за око. Но месть – очень личное чувство, а оба погибших были связаны с Рорком. Следовательно, и их убийца – тоже? Может, это давнишняя вендетта? Да, им с Рорком о многом надо побеседовать. Возможно, главная цель – он. От этой мысли у нее кровь стыла в жилах и сердце начинало бешено колотиться. Нет, в сторону эмоции! Их может позволить себе жена и возлюбленная. А ей сейчас следует быть прежде всего полицейским. Ева отдала пришедшему клянчить добавки Галахаду большую часть своей половинки сандвича и стала просматривать записи видеокамер в Лакшери Тауэрз. Не торопясь, шаг за шагом. Все пленки, со всех этажей. Утром надо будет дать все это на просмотр Рорку. Может, он кого-то узнает… Узнала она сама – и чуть не опрокинула чашку с кофе. – Стоп! – вслух сказала Ева и остановила запись. – Боже правый! Она увеличила сектор и пустила запись в замедленном темпе. Вот человек в элегантном черном костюме и пальто нараспашку вошел в вестибюль. Взглянул на дорогие часы на запястье, пригладил волосы… Она посмотрела, как Соммерсет зашел в лифт, и снова остановила запись. В углу экрана было указано время. Двенадцать часов дня. Того дня, когда был убит Томас Бреннен… Ева снова просмотрела записи камеры в вестибюле. Но, как он вышел, не увидела.
– Ты, по-моему, опять переработала, – сказал он невозмутимо, а Ева ринулась к его столу – разъяренная тигрица, готовая впиться в глотку, – Ты от усталости всегда бледнеешь. А мне нравится, когда у тебя на щеках румянец. – А мне плевать, нравится это тебе или нет! – Ей действительно на все было наплевать. Она думала только о том, что человек, которого она любит, которому доверяет, знает что-то – и не говорит ей. – Ты сказал, что не имел контактов ни с Бренненом, ни с Конроем. Никаких, Рорк? Даже через посредников? Он пристально посмотрел на нее, и опять в его глазах ничего невозможно было прочесть. – Никаких. С Томми – потому что он предпочел обрубить концы, а с Шоном – потому что… – Он посмотрел на свои руки и сжал их в кулаки. – Просто как-то не думал о том, что старые связи надо поддерживать. И очень об этом сожалею. – Посмотри на меня, – сказала Ева резко, почти зло. – Посмотри мне в глаза, черт возьми! – Он поднял голову, встретился с ней взглядом. – Я тебе верю, – сказала она, отворачиваясь. – Не знаю только – то ли потому, что это правда, то ли потому, что я хочу, чтобы это было правдой. Даже намек на ее недоверие был для него болезнен. – Тут уж я тебе ничем не могу помочь. Предпочитаешь беседовать со мной здесь или в участке? – Я бы предпочла вообще этого не делать. Только не вставай в позу оскорбленной добродетели, Рорк! Он открыл японскую лаковую шкатулку, достал сигарету. – Добродетелью похвастать не могу, лейтенант. Ева сжала кулаки, призвала себя к сдержанности и снова повернулась к нему: – Что делал Соммерсет в Лакшери Тауэрз в день убийства Бреннена? Пожалуй, впервые она видела Рорка совершенно обескураженным. Рука его, потянувшаяся за зажигалкой, замерла в воздухе. Он медленно покачал головой и отложил незажженную сигарету. |
