Изменить размер шрифта - +
Мотив этих преступле­ний – месть. Я считаю, что главная цель убий­цы – Рорк, а для того, чтобы до него добраться, он использует нашего дворецкого, Соммерсета. После каждого из убийств мы находили косвенные улики, указывающие на Соммерсета. Если бы я считала, что он виновен, я бы отправила его за ре­шетку, не колеблясь ни минуты, несмотря на то, что он значит для Рорка. Но его явно подставляют, причем настолько очевидно, словно хотят оскорбить меня.

– Вы хотите, чтобы я составила психологичес­кий портрет убийцы и неофициально обследовала Соммерсета на предмет агрессивных наклоннос­тей?

– Нет, я хочу, чтобы это было сделано офици­ально. Строго по правилам. Больше того, я хочу поскорее показать полученные результаты Уитни: мне пока что почти нечего было ему предъявить.

– С радостью сделаю и то, и другое. Договори­тесь с майором, пусть мне выдадут сведения.

– Благодарю.

– А еще что?

У Евы вдруг вспотели ладони, и она торопливо вытерла их о джинсы.

– У меня имеются некоторые сведения… Они относятся к расследованию, и необходимы вам для составления психологического портрета, но я не могу – вернее, не хочу сообщать о них начальст­ву. Я могу рассказать об этом только вам, при ус­ловии сохранения конфиденциальности беседы, как пациент доктору. Это ведь вас обезопасит, не так ли?

– Все, что вы расскажете мне как пациент, не подлежит разглашению.

– Но это значит, что вы будете защищены? – настаивала Ева.

– Да, значит. Интересно, скольких людей вы собираетесь защитить, Ева?

– Сколько будет необходимо.

Мира улыбнулась.

– Садитесь и расскажите все.

Мира протянула ей руку, и Ева, поколебав­шись, пожала ее.

– Вам известно, что я долгое время не помни­ла своего детства. Точнее, запрещала себе вспо­минать. Но после бесед с вами я вспомнила свою жизнь в Далласе, вспомнила, как отец, напив­шись, бил меня, насиловал. А когда я вспомнила, что той ночью убила его, и рассказала вам об этом, вы мне сказали, что бессмысленно и неправильно наказывать ребенка. Вы сказали… – Ева откаш­лялась. – Вы сказали, что я убила чудовище, и что я постаралась стать – и стала – достойным чело­веком и не должна себя казнить за то, что сделала раньше.

– Надеюсь, вы не начали в этом сомневаться?

Ева покачала головой, хотя на самом деле порой эти сомнения ее посещали.

– Вы действительно так думаете, Мира? Вы верите в то, что бывают такие обстоятельства, при которых убийство оправдано?

– Даже в Уголовном кодексе существуют ста­тьи, оправдывающие убийство.

– Но я спрашиваю именно вас. Как человека, как врача, как женщину…

– Да, я в это верю. Если это делается, чтобы выжить, чтобы защитить свою жизнь или жизнь другого человека.

– То есть только в целях самозащиты? – Ева пристально смотрела на Миру. – Это единствен­ное, что оправдывает убийство?

– Я бы воздержалась от обобщений, Ева. Лю­ди бывают разные, обстоятельства бывают раз­ные.

– Раньше для меня все было как черное и бе­лое, – тихо сказала Ева. – Закон или наруше­ние закона. – Она сжала кулаки и глубоко вздох­нула. – А теперь… Мне надо рассказать вам о Марлене.

 

Они долго сидели молча. Щебетали птицы, журчал фонтан, по небу плыли облака.

– Потерять ребенка – и так ужасно поте­рять… – сказала наконец Мира. – Нет ничего страшнее. Я не могу сказать, что люди, которые это сделали, заслужили смерть.

Быстрый переход