Савинков-деятель собрал и запечатал архив, проинструктировал сестру, как его хранить и как с ним обращаться. Затем встретился с Гакье и, конечно, был счастлив наблюдать, как француз был поражен и потрясен его сообщением об отъезде в Россию. Вечером они увиделись еще раз — Гакье приехал к Савинкову, чтобы сообщить ему пароль, с которым к нему в Москве явится резидент французской разведки…

Перед отъездом Савинков-деятель хотел увидеться с Сиднеем Рейли, но это не удалось. К своему огорчению, он узнал от его жены, что Сидней Рейли уехал в Англию, а оттуда направится в… Россию. Это было крайне досадно — Савинков никогда не любил быть вторым.

С американцем Савинков решил не встречаться — ему доставляло наслаждение представлять себе, как карлик потом узнает о его отъезде в Россию, какой получит нагоняй от начальства и как они ринутся налаживать с ним связь уже там, в России…

Савинков вернулся домой поздно вечером. Сестра уже спала. В квартире было тихо и темно. Он сел на диван и задумался. В этот момент два Савинковых оказались рядом, и Савинков-человек тихо-тихо сказал своему двойнику: «Остановись. Осмотрись получше. Если этот твой шаг ошибка, то это такая ошибка, какую исправить уже нельзя…» Савинков-деятель не дослушал, оттолкнул от себя двойника, зажег свет и сел к столу писать письма. Решение принято бесповоротно. Он уже не может остановиться.

Утром Федоров в назначенный час нажал кнопку звонка. Открыла Люба. Федоров поцеловал ей руку и передал сердечную благодарность жены за шаль, которую она теперь не снимает с плеч целыми днями.

— Она сможет поблагодарить меня лично, — рассмеялась Люба, но Федоров не понял, что она имела в виду.

В маленькой столовой находились Савинков, Деренталь, Фомичев и сестра Савинкова Вера Викторовна Мягкова. Знакомя сестру с Федоровым, Савинков сказал:

— В ее лице судьба наградила меня второй матерью.

Федоров мгновенно почувствовал опасность — он увидел ее в глазах этой очень похожей лицом на брата, высокой медлительной женщины, глазах пристально-враждебных и устремленных прямо ему в душу. И потом, что бы он ни делал, с кем ни разговаривал, он все время чувствовал на себе тревожный и испытующий взгляд Веры Викторовны.

Между тем Федорова ждал очень приятный сюрприз — Савинков объявил, что едет в Россию не один, а со своим ближайшим помощником Деренталем и его женой Любой, которая является его личным секретарем.

— Вот теперь я вижу, что вы решили взяться за дело всерьез! И уверен, что в Москве это оценят так же, как и я! — радостно сказал Федоров.

— Александр Аркадьевич никак не будет там лишним, — ответил Савинков. — Он у нас специалист по международным делам и основательно поможет нам в разработке международной политики, которая так остро вас волнует.

— Меня? — удивился Федоров. — Никогда! Вы знаете, я первый пробил брешь в нашей позиции международной изоляции. И вообще, я считаю, что, когда мы твердо станем на ноги в России, мы уверенно проложим и свой международный курс. И уж во всяком случае, тогда нам не надо будет зависеть от какой-то Польши. Простите, вы, кажется, дружите с самим Пилсудским?

— Дружба политических деятелей всегда конъюнктурна, — легко бросил Савинков, ему нравится перспектива плюнуть на Польшу, отомстить ей за все перенесенные от нее унижения.

— Мне всегда смешны газетные умиления по поводу того, что в зоопарке лев дружит со щенком, — вставил Деренталь.