— Перестаньте обращаться с людьми, как с животными, — сквозь зубы бросила Эвелит.

— Я обдумал… кое-что… вы, люди со звезд, считаете, что в Святом Месте происходит что-то плохое. Но мы вынуждены поступать так, Сошедшая с Небес, раз в жизни — вынуждены!

— У вас нет никакой необходимости в этом.

Рогар воздел руки к небу и встал перед Эвелит на колени:

— Может быть, вы, Рожденная на Небесах, другие, — взмолился он. — Но мы обычные люди. Если наши сыновья не станут мужчинами, у них никогда не будет детей и последний из нас умрет в одиночестве. Он уйдет в мир смерти, и некому будет выпустить его душу наружу…

Он несмело поднял глаза на Эвелит. То, что он увидел, заставило его содрогнуться и немедленно покинуть комнату.

Вечером Чена Дарнард разыскала Эвелит. Она предложила немного выпить. Некоторое время они болтали, потом Чена уронила:

— Не очень-то ты была ласкова с их вождем.

— Откуда ты знаешь?.. Ах, да. — Эвелит вспомнила, что все беседы с местными жителями по возможности записывались для архива на пленку.

— А что я должна была сделать — расцеловать этого людоеда, что ли?

— Ну, зачем же, — поморщилась Чена.

— Ты же первая подписалась под решением оставить эту планету.

— Да. Но теперь я сомневаюсь. Тогда во мне говорило отвращение. Оно и сейчас есть. Однако… я наблюдала за медиками, когда они обследовали твоих пленников… Ты была там?

— Нет.

— Зря. Если бы ты видела, как они дрожат и визжат от страха, когда в лаборатории их пристегивают ремнями, как льнут друг к другу, вернувшись в комнату.

— Но ведь им не причиняют боли и, надеюсь, никого не покалечили случайно?

— Конечно, нет. Им пытались объяснить, что бояться нечего. Но как они могут поверить словам своих тюремщиков? Во время исследований им не дают транквилизаторов, иначе результаты окажутся недостоверными. Их изматывает мучительный страх перед абсолютно неведомым. Ладно, Эвелит, хватит об этом. Больше не могу. — Антрополог вздохнула, пристально посмотрела на собеседницу. — А вот ты можешь.

Эвелит покачала головой:

— Ты думаешь, я злорадствую, торжествую? Нет, поверь. Да, я застрелю убийцу Данли, этого требует честь моей семьи. А остальные пленники смогут уйти, даже его сыновья. Несмотря на то, что они ели мясо моего мужа.

Она налила себе в бокал побольше и залпом выпила. Почувствовала, как горит все внутри.

— Надеюсь, ты будешь милосердна. Данли одобрил бы это. Он любил одну пословицу, по его словам, очень древнюю — не забудь, мы из одного города и я знаю… знала его дольше, чем ты. Он часто повторял: не уничтожай врагов, если это поможет сделать их друзьями.

— Подумай, — ответила Эвелит, — ведь ты не пытаешься подружиться с ядовитыми насекомыми. А давишь их каблуком.

— Но человек — продукт того общества, в котором он живет. — настойчиво продолжала Чена. Она сжала руку Эвелит, но та не ответила па рукопожатие. — Что такое один человек, одна жизнь против всего, что его окружает, против тех, кто живет рядом с ним или жил раньше? Каннибализм не был бы распространен на острове повсеместно, если бы он не был наиболее глубоко укоренившимся культурным императивом этой расы.