5

Вокруг того места где затаился Сарис Хронна, сгустилась тьма, влажный ветер доносил с канала тысячи чужих запахов. Ночь была полна страха.

Он лежал в зарослях на берегу канала, прижимаясь животом к илу, и вслушивался в тех, кто за ним охотился.

Луна еще не взошла, но в ясной вышине светили звезды, отдаленный мигающий свет у горизонта указывал на город, а для того, чтобы хорошо видеть, Сарису было достаточно и сумерек. Он взглянул вдоль прямой линии канала, от которого к горизонту разбегались ровными полосами поля колышимой ветром пшеницы, на округлую массу неосвещенной хижины в трех милях от себя. Его ноздри втягивали сырой и холодный воздух, наполненный запахами растений и теплом немного суетливой дикой жизни. Он слышал легкие неторопливые порывы ветра, отдаленный крик птицы, еле-еле различимое гудение какого-то летательного аппарата в нескольких милях над головой. Его нервы впитывали колебания и всплески чужих нервов других существ. Вот так же он лежал в темноте Холата, ожидая прихода животного, на которое охотился, и мысленно плыл по необъятной бормочущей ночи. Но на этот раз добычей являлся он сам, а раствориться в жизни Земли ему не удавалось. Она была для него слишком чужой: каждый запах, каждое видение, каждое вздрагивание нервов у мыши или жука исходили чужеродностью, ветер — и тот шумел по-другому.

За его ожиданием и страхом стоял провал как во времени, так и в пространстве, каким-то образом планета, которую он знал, ее обитатели — взрослые и дети, родные и близкие — оказались в тысяче лет от него. Он был так одинок, как ни один представитель его расы. Один и одинок.

Он мрачно вспомнил, что философы с Холата отнеслись к земному кораблю с подозрением. По их понятиям о мире во Вселенной любой объект, любой процесс были логически и неизбежно конечны. Понятие бесконечности, будучи извлеченным из чистой математики и приложенным к физическому космосу, нарушало какое-то чувство правильности, а идея перемещения на световые годы не укладывалась в рамки здравого смысла.

Ослепительная вспышка новизны происходящего ошеломила древний разум. Эти создания с неба и их корабль стали более чем откровением. Было так интересно работать вместе с ними, учиться, находить решения проблем, которые их нехолатанский разум не мог найти сразу. На некоторое время осторожность отступила.

В результате Сарис Хронна, увертываясь и пригибаясь, словно во сне пронесся через лес, преследуемый сгустками энергии, которые испепеляющими молниями ударяли в его следы. Он кружил, петлял и прятался, используя все охотничьи уловки, какие только знал, чтобы спасти собственную жизнь, которая сама по себе для него ничего не значила.

Он слегка раздвинул губы и во тьме мелькнули белоснежные клыки. Нет, даже теперь оставалось еще кое-что, ради чего стоило жить. Кое-что, ради чего стоило убивать.

Если бы он мог вернуться обратно… Мысль была словно тусклая одинокая свеча в штормовой ночи. Даже за две тысячи лет Холат изменился бы ненамного, если только еще один человеческий корабль не наткнулся на планету. Его народ не был статичным, прогресс шел постоянно, но это был рост, подобный эволюции, в гармонии с природой и созвучный ритму времени. Там он смог бы найти себя снова.

Но…

В небе что-то двигалось. Сарис Хронна распластался так, как если бы хотел закопаться в ил. От мысленного напряжения глаза его сузились в желтые щелки, и он сконцентрировал все свои чувства на парящем в вышине призраке.

Да — электропотоки, но не нейронные, а холодная круговерть электронов, бездушные колебания, которые словно гвозди скребли по его нервам.