Какое-то время его мозг отказывался что-либо понимать. Он настолько глубоко свыкся с мыслью о тщетности каких-либо надежд, что никак не мог от нее отказаться. Открыв рот, Лангли уставился на экран, он слышал слова как будто они доносились откуда-то издалека.

— …Когда ее подобрали, она сидела на виадуке и была слегка одуревшей. Остаточная реакция на анестетики, сейчас уже все прошло. Уверен, глубокого ментоскопирования с ней не проводили, возможно, легкие наркотики. Никакого видимого вреда. Она все время была без сознания и абсолютно ничего не помнит. Высылаю ее к вам. — Чантавар ухмыльнулся.

Сногсшибательный смысл услышанного медленно преодолевал барьеры в его заторможенном сознании. Лангли встал на колени с желанием не то помолиться, не то выплакаться, но у него не вышло ни то, ни другое. И тогда он расхохотался.

К тому времени, когда появилась Марин, истерика прошла. Лангли самым естественным образом обнял ее. Она тесно к нему прижалась и дрожала — наступила реакция.

Наконец, держась за руки, они уселись на диван. Марин рассказала ему все, что смогла.

— Меня схватили и затащили в корабль; кто-то навел на меня парализатор, и дальше я ничего не помню. Следующее, что помню, — я сижу на скамейке и куда-то еду по виадуку. Наверно, меня туда привели в состоянии гипноза, усадили на скамейку и оставили. Затем подошел полицейский и доставил меня к министру Чантавару. Тот задавал вопросы, а потом меня обследовали врачи. Сказали, что вроде бы все в порядке, и отправили обратно к тебе.

— Не понял, — сказал Лангли. — Я вообще ничего не понял.

— Министр Чантавар сказал, что когда им не удалось добраться до тебя, они на всякий случай прихватили меня — вдруг я окажусь чем-нибудь полезной. Они держали меня без сознания, чтобы я не смогла потом кого-либо опознать. С помощью гипнонаркотиков получили ответы на несколько простых вопросов, а когда стало ясно, что от меня никакого толку, отпустили. — Она вздохнула и улыбнулась подрагивающими губами. — Я рада, что они освободили меня.

Лангли понял, она имеет в виду не только собственные переживания. Он налил себе спиртного и проглотил целый бокал. В голове слегка прояснилось, но несколько последних кошмарных часов давали о себе знать.

Так вот что все это значило. Вот что исповедовали и Сол, и Центавр — бессердечные силовые игрища, где ни один поступок не считался слишком гнусным. Цивилизация бездушных роботов, которая давно должна бы сойти в могилу, но все еще шевелит изъеденными ржой конечностями. Драчливое, кровожадное варварство, застывшее и бесплодное, которое при всем при том лишь кичится своей половой зрелостью. Горстка честолюбивых мужланов и миллиарды ни в чем не повинных людей, которых превратят в радиоактивный газ. И при этом предполагается, что он играет в их команде!

Он по-прежнему слишком мало знал о Сообществе. Конечно же, это далеко не сборище бескорыстных альтруистов. Но, похоже, что они действительно нейтральны, что они действительно не страдают имперским психозом. Наверняка они знают о Галактике больше, чем кто-либо, и у них есть все шансы найти для него какой-нибудь молодой мир, где он снова сможет быть человеком.

Выбор стал ясен. Придется испить чашу до дна, но есть вещи похуже, чем просто смерть.

Он взглянул на чистый профиль девушки, сидящей рядом. Ему очень хотелось спросить, о чем она думает, о чем мечтает. Он едва что-то знал о ней. Но разве можно было говорить об этом в присутствии электронных ушей. Придется все решать за нее самому.

Его взгляд встретился со спокойными зелеными глазами.

— Эдви, мне хотелось бы, чтобы ты рассказал, что происходит? — спросила она. — Похоже, что, в любом случае, я защищена не более, чем ты, а мне хотелось бы знать.

Он сдался и рассказал о Сарисе Хронне и об охоте, которую за ним устроили.