Изменить размер шрифта - +
Уолполем. Испытывая острую нужду в средствах на жизнь, Чаттертон вдобавок оказался «героем» громкого литературного скандала и впал в совершенное отчаяние. 24 августа 1770 года молодой и талантливый поэт покончил жизнь самоубийством. Будучи изданы посмертно, его произведения превратились в своеобразную сенсацию и принесли покойному настоящую славу. Впоследствии к трагической судьбе Чаттертона обращались такие литературные корифеи, как У. Вордсворт, Дж. Китс, А. де Виньи, Д. Россети.

 

 

Любовных песен нет

 

Уважаемый редактор!

Я признаю, что сорвал все мыслимые и немыслимые сроки, но виной тому лавина тривиальностей, обрушившаяся на меня. В качестве аргументации приведу лишь малую толику тех мелочей, в которых так основательно погряз: женский вопрос, ремонт автомобиля, наплыв гостей и множество подобных вещей, которых я даже не в силах запомнить. Единственное, что прочно врезалось мне в память, это эпопея со сменой водительского удостоверения. Каждый раз, когда подходит срок обновлять права, я начинаю понимать, насколько я постарел. Новые права — еще один шаг к могиле, причем это действует на меня сильнее, чем, скажем, Новый год или день рождения. И хотя я вовсе не собираюсь умирать в скором времени, но от ощущения неотвратимости этого становится не по себе. Поэтому каждые четыре года накануне обновления водительского удостоверения я основательно напиваюсь. Итак, очнувшись к обеду, я поехал в Голливудский департамент автотранспорта. Башка трещала так сильно, что я не мог сообразить, куда ехать. Покружив в полусознательном состоянии, я притормозил возле первого попавшегося бара, кажется, это было на Лас-Пальмас или Чироки, короче, рядом с Голливудским бульваром. Я припарковался, зашел в бар, взял бутылку «Хейникена» и прикончил прямо из горлышка…

А неподалеку от меня, через два стула, сидела какая-то бабенция, прическа у нее смахивала на ощетинившегося Дикобраза. И еще одна интересная деталь: на ней был какой-то невообразимый балахон, похоже, она просто взяла простынь, очень грязную простынь, проделала посередине простыни дырку и просунула в эту дырку свою чумовую башку.

— Эй, — окликнула меня эта бабенция.

Я повернулся.

— Я цыганка Елена.

— Филипп Месбелл — безработный авиадиспетчер, — представился я.

— Погадать тебе, Филипп?

— Сколько?

— Пиво.

— Окей.

Елена, волоча по полу свой куклуксклановский балахон, переместилась на стул рядом со мной, схватила мою левую руку и стала водить пальцем по линиям ладони.

— Ага, у тебя длинная линия жизни, значит, ты будешь жить долго…

— Ну, я и так уже достаточно протянул. Скажи-ка чего-нибудь новенькое.

— Ага, твое любимое пиво «Хейникен».

— Кончай туфту гнать.

— О, вот сейчас вижу! — вдруг воскликнула цыганка.

— Да? Ну, и?

— Скоро ты будешь ебаться.

— С кем? С тобой?

— Возможно. У тебя есть 25 баксов?

— Нет.

— Значит, не со мной…

Она получила свое пиво, а я принял еще и отвалил. Выехав на бульвар, я покатил прямо к Департаменту. Боль в голове утихла, но туман еще не рассеялся.

Остановившись у светофора, я вдруг понял, что хочу срать. Чтобы как-то отвлечься, я стал глазеть по сторонам. И тут на автобусной остановке приметил молодую женщину. Мне показалось, что это была воскресшая Мерилин Монро, только слегка потасканная, с оплывшими боками и с более похотливым взглядом. Глядя на ее задравшуюся юбку, открывавшую моему взору такие необъятные просторы, которых я не обозревал уже многие месяцы, я разулыбался.

Быстрый переход