— Мне это нравится, — сказал Бенджи.
— Мне тоже, — согласился я, — даже если это и неправда.
Тут подоспели наши крабы, и мы взяли еще пива. Нам так понравилось наше блюдо, что мы заказали еще крабов и еще пива. Довольные и обожравшиеся, мы загрузились в машины и вернулись ко мне.
После этого мы еще встречались все вместе. Блэкман пришел и запек огромную белую рыбу с луком, затем подтянулись остальные и принесли хорошего красного вина. Мы проговорили всю ночь и все утро, ну, чем-то нужно было заняться, пока шла подготовка показа. Наконец фильм был готов. НОЧЬ ПРЕМЬЕРЫ…
Сара и я решили поужинать в ресторанчике напротив кинотеатра. Афиши на кинотеатре сияли: «Песни суицидника». Мы попивали вино и поджидали, пока приготовят наш ужин. Одну бутылку мы припасли для просмотра. Я чуял, что она нам обязательно потребуется. Зачастую нечто очень важное отфильтровывается во время процесса трансформации книги в кино. Обычно виной тому — большое самомнение тех, кто за это берется, ведь они интерпретируют книгу в соответствии со своим видением вещей, а их видение не очень хорошее, иначе они не были бы настолько глупы, чтобы растрачивать себя в кинобизнесе.
Мы закончили наш ужин и посеменили к кинотеатру. Перед входом собралась большая толпа. Мы протиснулись в вестибюль, и тут меня окружили люди с «Суицидником» в руках. Они хотели автограф. Я и понятия не имел, что распродано так много экземпляров.
Где же тогда мои авторские гонорары? Было жарко, а они все совали и совали мне свои экземпляры. Сару прижали ко мне, она никак не могла вырваться.
— Это хуже, чем поэтические чтения, — заявила она.
— Нет ничего хуже поэтических чтений! — возразил я.
Какой-то парень протянул мне пинту виски, и я хорошенько приложился.
— Оставь себе, — сказал парень, — я вволю посмеялся над твоей лабудой.
Я сделал еще глоток и продолжил раздавать автографы. Сколько молоденьких девушек читает мою писанину. Я представил себе, что они на ночь суют мои книжки себе под подушку. Так я пил виски и подписывал, пил и подписывал. Виски отлично смешивается с вином: крайнее отупение.
Тут рядом возник Бенджи, он схватил меня за руку:
— Они не могут начать показ, пока вы не закончите.
— ЭТО ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА! — проорал я.
Вырвавшись из окружения, мы отыскали наши места, уселись и, шурша пакетом, извлекли бутылочку вина. Свет погас, и кино началось.
Бен Гарабалди был на поэтических чтениях. Он читал стихи. Все было в темных тонах. Плохое начало. Кино оказалось даже хуже, чем я ожидал. Гарабалди играл свою роль вяло и ужасно здраво — этого я больше всего и боялся. Сцена за сценой кино становилось все хуже и хуже. Гарабалди отсасывал из своей бутылки, но видно было, что это ему не необходимо, и он никогда не пьянел. Смысл вина в опьянении, чтобы вы могли забыться. Ну, Гарабалди и забылся: он забыл действовать. Затем он встретил Еву Муттон в баре. Я бывал в сотнях баров, но никогда не встречал такую женщину. Она была просто не тот тип. Скорее, она смахивала на задумчивую манекенщицу, для которой открыть рот — проблема.
Кино стало настолько дрянным, что я должен был взбодриться. Я стал кричать, давая актерам указания. Но они не слушались. Я продолжал орать.
В конце концов какой-то парень не выдержал и крикнул мне:
— Может, ты заткнешься, мужик?
— Я Чинаски! — заорал я в ответ. — Если кто и имеет право хаять это кино, так это я!
Кино крутилось дальше, а Гарабалди все не пьянел. Под конец он оказался на пляже с молоденькой хиппующей бабенкой. Она была в купальнике, и он обнял ее ноги. На заднем плане пенился прибой, ветер ворошил волосы на голове Гарабалди. |