Только я! Я, Бетани! Ни дьявола, ни Бога, одна только я. И все. Я, твою мать!
С сочным хрустом микрофон выдергивают из гнезда. Бетани на миг замирает как вкопанная, потом разворачивается к отцу и устремляет на него вызывающий взгляд. Словно очнувшись, публика разражается гневными криками, которые сменяют вопли отчаяния. В первом ряду вскакивают несколько мужчин. Не зная, что предпринять, они неуверенно озираются, внезапно осознав, что руководить ими некому. Моя соседка яростно обмахивается листком со словами гимна. Наша охранница бросается к толпе коллег в желтых куртках. Как же я не догадалась, что Бетани не устоит перед искушением? Что она готова на все, лишь бы добиться этой стычки. Гляжу, как пятится от дочери Леонард Кролл — с белым, как мел, лицом, на котором читается неспособность осмыслить такое чудовищное предательство, — и понимаю: ей и упрашивать его не пришлось.
Бетани просто сказала отцу те слова, которые он хотел услышать. А он, в своей самовлюбленности, поверил.
Теперь понятна и эта ухмылка на ее лице. Бетани ощутила свою власть, обращенные к ней взгляды тысяч людей, и это дало ей огромный заряд. Я вижу, что сейчас произойдет. И Джой Маккоуни тоже, потому что я слышу ее вопль: «Нет!»
И тут, словно этот возглас освободил их от чар, белые фигуры разом приходят в движение. Трое проповедников подбегают к Кроллу, и между ними завязывается торопливое обсуждение, во время которого они то и дело показывают на улыбающуюся Бетани. По кивку преподобного двое охранников взбегают на сцену и, подхватив Бетани под мышки, словно пушинку, приподнимают ее над полом. Кролл жестом просит ее не уводить. Внезапно моя соседка вскрикивает от неожиданности: Бетани стремительно выворачивается из рук стражей, пускается наутек и, словно сраженная выстрелом, падает и начинает биться в конвульсиях. У нее начался очередной припадок. Через какое-то время она бессильно вытягивается. Оживившись, Кролл хватает микрофон.
— Дьявол еще в ней! — кричит он. — Изгоним же нечистого! Молитесь, люди, молитесь за мою дочь!
Я безотчетно тянусь за «громовым яйцом». Физик перехватывает мою руку и дергает подбородком куда-то вверх, пытаясь привлечь мое внимание. Поднимаю глаза к небу, но ничего не вижу. Зато слышу — далекий рокот пропеллера.
Кролл продолжает вещать постепенно крепнущим голосом. У его ног, словно жертва языческому божку, лежит распростертое тело Бетани. Судороги сменились легкими подергиваниями.
— Отриньте страх, друзья! Страх — оружие дьявола! — Кролл обводит взглядом зал, оценивая настроение толпы. Судя по лицам моих соседей, люди сбиты с толку и, пожалуй, близки к тому, чтобы взбунтоваться. Метастазы недоверия и страха разрастаются на глазах. Трудно же ему придется. — Этот исторический момент, свидетелями которого нам посчастливилось стать, — не что иное, как Судный день! — продолжает он с упорным оптимизмом в голосе. — Мы, люди истинной веры, собравшиеся сегодня на этом стадионе и в церквях по всей стране, — избранники Бога! Он знает о нашей любви и преданности, Он дарует нам спасение! — Бьет кулаком воздух. — «За то проклятие поедает землю, и несут наказание живущие на ней; за то сожжены обитатели земли, и не много осталось людей».
Бетани лежит недвижима.
Мое сердце замирает. В суматохе наши стражи о нас, похоже, забыли. Если мы хотим вовремя добраться до вертолета, медлить больше нельзя.
— Попробуй ее вытащить, — говорю я физику. — Они приземлятся на дальнем конце стадиона. Я вас догоню.
Он кивает:
— Я люблю тебя, Габриэль.
— Я знаю. И я…
Поздно — Фрейзер Мелвиль уже растворился в толпе.
— Да, оставшихся на земле ждет страшная участь! — веско произносит Кролл. |