— Он почему-то хромает.

— Хромает? — Я на секунду застыла на месте, но тут же сорвалась и понеслась по коридору на лестницу. Стая рванула за мной по пятам.

Обогнав меня на полшага, Газзи распахнул дверь и включил свет на крыльце. Я затаила дыхание. Сердце у меня вот-вот разорвется.

Ошибиться невозможно. В десяти шагах от нас стоит Клык. Никто другой это быть не может.

Но что с ним такое? На него даже смотреть больно — он точно из мертвых восстал. Едва держится на ногах, лицо серое, осунувшееся, плечи ссутулились, весь в грязи. Одна рука бессильно повисла вдоль туловища, а перья на крыле слиплись от запекшейся крови.

— Клык! — взвизгнула Надж и, игнорируя все правила безопасности, которые я годами вдалбливала стае, забыв про его раны и увечья, она одним прыжком повисла у него на шее. Только розовая ночнушка мелькнула.

Я шагнула на крыльцо. Сканирую окрестности на предмет неприятных неожиданностей и нежелательных сюрпризов. Но вокруг все тихо. И Клык — никакой не клон, а наш, самый настоящий, свой в доску. Не пойму только, с чего я напряглась, как натянутая струна. Даже волосы на шее, кажется, торчком встали.

Дилан у меня за спиной. Чувствую на талии его руку и пытаюсь деликатно отодвинуться. Правда, деликатностью я никогда особой не отличалась, и Дилан тяжело вздыхает.

— Клык! Клык! — Игги и Газман, не сговариваясь, следом за Надж соскочили с крыльца, и вот уже все трое парней уперлись друг в друга лбами и приветственно хлопают друг друга по спинам. Даже Тотал вертится у всех между ног, прыгает на Клыка и отчаянно машет хвостом.

— Чего ты стоишь? Ясно же, что тебе тоже охота… — говорит Дилан. Куда только подевался нежный вкрадчивый шепоток, который я слышала от него в доме на дереве. В голосе у него столько горечи и невысказанных упреков, что даже противно. И я медленно отхожу и от него, и от двери.

Клык осторожно поставил Надж на землю и поднял глаза. Наши взгляды встретились. Ноги у меня сами собой оторвались от земли. Сама не понимаю, как я оказалась рядом с ним, крепко обнимая его и прижимаясь к нему всем телом.

— Ты вернулся, — шепчу я и сама слышу, как дрожит у меня голос.

— А ты думала, я с концами отчалил? — Его полуулыбка, как всегда, не выдает ни того, что он думает, ни того, что он чувствует. И, как всегда, меня бесит. И, как всегда, я не могу отвести от нее глаз.

Знакомая мне с детства улыбка…

И Клык, которого я всю жизнь знаю.

Зарываюсь лицом в его грязные окровавленные волосы. Чувствую, что Дилан вот-вот просверлит мне спину и изо всех сил гоню от себя прочь чувство вины.

47

Вкусная еда — лучшее средство от всех превратностей судьбы. Поэтому Игги пришла в голову отличная мысль отпраздновать возвращение Клыка большим праздничным пирогом. Если бы не он и не его светлая мысль, когда я наконец оторвалась от запыленного потного Клыка, над всеми нами нависло бы неловкое тяжелое молчание.

Интересно, удивитесь вы или нет, если узнаете, что Дилан от приветственного пиршества уклонился. Сказал, у него домашняя работа на завтра еще не сделана. Он ушел к себе, а мы сидим в кухне и ведем натянутые разговоры, притворяясь, что нового члена стаи не существует. И я не могу не чувствовать, как по всему дому звенит исходящее от него напряжение.

Чтобы не дай бог не думать о том, кто, где и как, а главное, почему и зачем заставил Клыка вернуться, я убедила Игги дать мне самой испечь пирог. Впервые в жизни. Подавая его на стол, автоматически соскребаю с куска Клыка всю сахарную глазурь. Он ее никогда не любил, зато любил шоколадное молоко. Вот я и ставлю перед ним к пирогу еще непочатый пакет. Как будто он все еще маленький мальчик.

Он смотрит на меня с мрачной ухмылкой:

— Обратно в семью меня принимаешь?

Я заливаюсь краской.