— Потом, после. Прости меня!

«За что?» — подумала я и схватила очередного ирейзера за мускулистое запястье. Вывернула ему руку, дернула — и ирейзер готов. Он так и не успел наброситься на Надж, которая и без того с тремя волчинами одна сражается. И на меня снова уже трое навалились. Стремительно увернувшись, с разворота врезала одному ногой в живот, а второй сам подставил мне в тиски лохматую шею.

Вдруг откуда-то сверху доносится бешеный рев: Ари и Клык сцепились мертвой хваткой. Ари — он фунтов на сто тяжелее — всей тушей навалился на Клыка, того и гляди раздавит его всмятку.

Распахиваю крылья взлететь на подмогу, но тут мне в ногу впивается коготь. Не успела я вскрикнуть, как десяток лап хватают меня за щиколотку и тянут вниз. Ноги мои шваркнули о землю, и с дикими воплями я начинаю с бешеной скоростью рубить, молотить руками и ногами направо и налево. А как иначе? Эта битва не на жизнь, а на смерть. И ставка в ней — жизнь Клыка.

Краем уха слышу новый боевой клич. Это Дилан бросился на Ари, оттаскивая его от Клыка. Сердце у меня щемит от благодарности.

Дилан взмывает в черное небо. За ним с разъяренным рыком, со сверкающими ненавистью глазами несется Ари.

В горле у меня встает ком. Я знаю, одному из них в этой схватке суждена смерть. Кому?

65

Я бессознательно дернулась лететь вслед за Диланом, но на плечо мне ложится тяжелая рука. Разворачиваюсь, готовая к атаке.

Джеб быстро поднимает вверх руки.

— Не смей до меня дотрагиваться! — зашипела я.

Лицо у него поникло, а у меня в голове пронеслась тысяча воспоминаний: мы еще совсем маленькие, и Джеб заботливо склоняется над нами. Джеб покидает нас, не сказав ни слова. Лицо Джеба в холодном свете лабораторных ламп в Школе. Джеб похищает Ангела. Джеб предает нас.

Джеб хочет убить Клыка.

Макс, сердце твое должно быть бесчувственнее камня, — звенит у меня в голове Голос.

Поднимаю кулаки и прищуриваюсь.

— Макс, пожалуйста. Прошу тебя, пойми. — Боже! До чего же хорошо знаком мне голос Джеба. — Клык должен умереть. Если ставка сделана на спасение человечества, жизнь одного — невелика цена, моя девочка.

Какая я ему «моя девочка»!..

— Не смей меня так называть, мерзавец! — взвизгнула я и шарахнула ему, человеку, вырастившему меня, прямо в грудь с такой силой, что слышно, как хрустнули у него ребра.

— О-о-о! — вырывается у него стон боли и удивления. Он качнулся назад, лицо у него побелело, и он замертво рухнул со ступеней веранды, с глухим стуком долбанув головой о землю.

Мне чуть не стало стыдно. Я чуть не бросилась ему на помощь. Чуть. Но тут я напоминаю себе, что он явился сюда, чтобы убить Клыка.

Я отвернулась от него и, не оглянувшись, ринулась в самую гущу боя.

От сотни ирейзеров осталось всего сорок. Плюс Ари. Остальных мы здорово отметелили. Но все мы шестеро при последнем издыхании. Все дошли до предела. Все окровавлены, у каждого по фонарю под глазом, носы сломаны, губы разбиты. Руки у меня болят, то ли от того, что меня били, то ли от того, что била я. Поганый ирейзер так разодрал мне ногу когтями, что она горит, как в огне, и ступить на нее невозможно. Короче, долго мы не продержимся.

Игги кружит в воздухе. Вокруг него четверо клыкастых. Похоже, у него сломана нога, потому что он только руками от врага отмахивается. Была бы нога в целости и сохранности, он бы непременно и ногами вовсю орудовал. Но он героически оттягивает на себя ту четверку в надежде, что как-нибудь справится.

Газзи изо всех сил старается увести ирейзеров подальше от дома.