Николай с сомнением покачал головой.

– Ну, Александр Павлович, если вы так считаете… К тому же я вижу резон в ваших рассуждениях. Бог с ним, с этим несчастным, который вступил в борьбу за трон, поставил на кон свою жизнь и проиграл ее. Но я вас прошу, – тут император строго взглянул на Шумилина, – очень прошу – если у ваших друзей вдруг появятся намерения совершить нечто подобное, то пусть они прежде всего поставят меня об этом в известность. Договорились, Александр Павлович?

Император неожиданно улыбнулся и протянул ладонь Шумилину.

– Договорились, Николай Павлович, – Шумилин пожал руку царю. – Я даю вам в этом слово.

* * *

После беседы с императором, во время которой Николай завел речь о покойном принце Луи Бонапарте, Шумилин решил переговорить с Олегом Щукиным. Императора, кажется, удалось убедить в том, что мятежный племянник великого корсиканца был действительно застрелен охранником во время неудачной попытки к бегству. Но Шумилин, зная привычку некоторых ребят из «конторы» радикально решать некоторые серьезные проблемы, вполне допускал, что в этом деле не все чисто. И сегодняшний разговор должен будет убедить Олега не уподобляться слону в посудной лавке.

Шумилин встретился со Щукиным в усадьбе Сергеева-старшего – так сказать, на нейтральной почве. Сам Виктор занимался хозяйственными делами, так что старые друзья беседовали с глазу на глаз.

– Слушай, Олежка, – напрямую спросил Шумилин, – не твои ли ухорезы уконтропупили бедного принца, так и не дав ему стать императором? Уж больно все как-то кстати получилось – теперь воду мутить во Франции некому. И если «короля-грушу» в конце концов попрут с престола, то будет провозглашена республика, где один президент будет соревноваться с другим в казнокрадстве.

– Не понимаю, Шурик, – пожал плечами Щукин, – тебе что, и в самом деле жалко этого клоуна? К тому же империю он так и не построит, угробит кучу народа, доведет Францию до войны с Пруссией, которую с треском проиграет. И, между прочим, – тут Олег пристально посмотрел на Шумилина, – не заложит в ходе своего правления бомбу под европейскую политику, которая в конце концов бабахнет в 1914 году.

– Все это так, но ты, Олег, так мне и не сказал – причастны ли твои ребята из «конторы» к смерти этого, как ты правильно сказал, клоуна? Поверь, мне его ничуть не жалко, да и сожженный и разрушенный Севастополь – на его совести. Только вот на Николая Павловича все это произвело не совсем приятное впечатление.

Мне, правда, удалось уболтать его, только учти – император мужик ушлый, и его так просто не проведешь. Ну не нравится ему ваши методы. Ты учти, что Николай – по натуре рыцарь и, к сожалению, мерит людей по своей мерке. Он никак не может понять, что наступили другие времена, причем абсолютно не связанные с нашим появлением в их времени. Император любит играть в открытую, но садясь за карточный стол с шулерами, такой человек уже через полчаса проиграется до нитки.

– Хорошо, Шурик, я все понял, – примиряюще ответил Щукин. – Только скажи мне, дружище, как нам работать в этом мире? Ты полагаешь, что можно быть белым и пушистым, ведя тайную войну?

– Нет, конечно, – вздохнул Шумилин. – Я тоже в меру циничен. Только я попросил бы тебя заранее сообщать мне об очередных ваших спецоперациях, чтобы я имел возможность соответствующим образом подготовить Николая. Договорились?

– Договорились. – Похоже, что этот разговор был Олегу неприятен, но заметать мусор под ковер он не посчитал нужным.