– Ты предполагаешь, что «пуля» – это Конструктор? – упрямо спросил Железовский.

Боянова едва заметно поморщилась. Она давно знала комиссара-два отдела безопасности, славившегося бульдожьей хваткой, недюжинной целеустремленностью и настойчивостью и неожиданной для такого накачанного силой человека-глыбы способностью к блестящей импровизации, но иногда Железовский становился удивительно прямолинейным.

– Я не сказала «да», милорд. – В голосе председателя СЭКОНа явственно прозвучала ирония. – Комплекс проблем под названием Конструктор потрясал ученых полстолетия после ухода самого Конструктора из Галактики. Ознакомься с полным сводом данных, накопленных твоими предшественниками, дай «пожевать» их Умнику, проанализируй все возможные связи БВ с явлением, продемонстрированным некогда родившимся Конструктором, и я созову вече. Мы с тобой одинаково ответственны перед человечеством за его космическую безопасность. Помни, «пуля» БВ достигнет Солнца через год… если ничего не случится.

– По данным научников, скорость роста канала замедляется, – нехотя проговорил Железовский и встал. – Я не совсем тебя понял, Забава, и у человеческой интуиции есть предел, но я знаю, что такое перестраховка. Я перестрахуюсь, хотя и не верю, что это след… вашего Конструктора.

– Вашего… – задумчиво повторила Боянова, пребывая явно в минорном настроении. – Боюсь, он станет общим. Ты прав, у человеческой интуиции есть пределы, как и у человеческой фантазии, нет их только у природы. Поэт как-то сказал: есть предел для печали, но нет для тревоги… Не забывай, что у нас с тобой есть еще один повод для тревоги: чужане.

Железовский, налитый угрюмой, но сдержанной силой, поклонился и вышел. Боянова смотрела ему вслед, прищурясь, словно вдруг засомневалась, справится ли он с задачей, не видя ее объемов, однако думала она в этот момент о другом.

Он мог трансформировать свое трехсотпятидесятиметровое тело в широком диапазоне форм, в зависимости от внешних условий или конкретного задания, теперь же, находясь в положении «тревога первой степени» возле растущего канала Большого Выстрела, «Перун» представлял собой трезубец с короткой, по сравнению с «зубьями», рукоятью и мог при необходимости разделиться на три обособленных аппарата.

Железовский появился в координационном зале спейсера один и, поздоровавшись с «закукленными» в креслах управления Деминым и двумя пограничниками из его команды, с трудом втиснулся в пустующий кокон – всего в зале было пять кресел.

Зал координации спейсера «залом» назывался по традиции, в нем было ровно столько свободного пространства, сколько требовалось для размещения трехметровых эллипсоидов рабочих кокон-кресел, но были и отличия от рубок управления другой космической техники: кресла этого зала могли перемещаться по всему кораблю как своеобразные лифты и даже выстреливаться в космос, имея все необходимое оборудование для недолгого автономного существования. Обычная видеотехника здесь, однако, тоже отсутствовала, сигналы видеокамер внешнего обзора и внутренней связи передавались непосредственно в мозг обитателям кресел, хотя существовало и общее аварийное ручное управление со стереооптической видеосистемой.

Включившись в сеть «спрута» – компьютерной связи, объединившей все земные исследовательские и пограничные корабли, Железовский сообщил в эфир, что он не отменяет распорядка ЧП-вахты, ответил на приветствия Берестова и ксенопсихологов и быстро «пролистал» поданную Белбогом информацию.