— А где Марио? — спросила я.

— Ему позвонили из академии, попросили подойти, — объяснил Ник. — Вроде предлагают вести какие-то курсы. Он просил передать, что не знает, когда вернется, и чтобы мы ужинали без него.

— Кстати, об ужине, — сказала я. — Что вы предпочитаете — поход в ресторан или тихую семейную трапезу при свечах? У меня в холодильнике есть отличная свежая вырезка. Можно сделать из нее отбивные.

— В твоем “можно” заметен некий тонкий подтекст, — мрачно произнес Ник. — Ты вообще-то умеешь жарить отбивные? Лично я в этом сомневаюсь.

— Думаю, мне было бы проще написать книгу по кулинарии, — призналась я. — Теория мне обычно дается лучше, чем практика. Жарить я, в принципе, умею, только отбивные у меня почему-то всегда получаются твердые, как подошва. Давайте лучше сходим в ресторан.

— Если вам требуется специалист по отбивным — он перед вами, — вмешался Бонгани. — Некоторое время я даже подумывал о том, чтобы стать поваром. Однажды я зажарил на вертеле молодую гориллу, так она получилась даже лучше, чем молочный поросенок. Мясо нежное, как груди белой девственницы…

— Г-груди? Б-белой женщины? — вытаращился на негра Миллендорф. От возмущения он даже начал заикаться.

— Девственницы, — с невинным видом поправил Бонгани.

— Каннибал! — скрипнул зубами Ник. — Ты что же, и белых женщин… потреблял?

— Да не ел я их, успокойся, — поморщился негр. — Это была всего лишь поэтическая метафора. Но вообще-то грудь белой девственницы во многих племенах считается лучшим деликатесом.

— По-моему, гориллы находятся под защитой закона, — заметила я. — На них запрещена охота.

— Закон? — удивился Бонгани. — А при чем тут закон?

— Видишь, во что выливается отмена апартеида, — мрачно изрек Миллендорф, яростно всаживая дротик в потолок. — Сначала они жарят горилл, потом белых женщин, а потом…

— Отбивные, — сказала я. — Потом они жарят отбивные.

— Ну уж нет, — решительно заявил Ник. — Пусть твой черномазый приятель в своей Африке разделывает обезьян и жарит их на костре, предварительно напичкав гусеницами, кузнечиками и тараканами. К плите я его не подпущу, пусть даже не мечтает. Ниггер-каннибал в роли кулинара опаснее, чем слепой сапер с граблями вместо миноискателя, так что отбивные я приготовлю сам.

Бонгани не остался в долгу и принялся детально излагать Миллендорфу свои взгляды на политику апартеида вообще и на придурков-расистов в частности.

Я решила не вмешиваться. Все равно толку от этого не будет, да и на Бонгани я обиделась за проявленное им равнодушие к моей судьбе. Делать мне больше нечего — то и дело их разнимать. Хотят подраться — пусть дерутся, а если соседи вызовут полицию — это их проблема.

Без особого интереса понаблюдав за разгорающимся конфликтом, я, осененная неожиданной идеей, удалилась в спальню. Вдохновенно скандалящая парочка, казалось, даже не заметили моего исчезновения.

Плотно прикрыв за собой дверь, я разложила на кровати купленные у индуса “убойные сюрпризы” и пульт управления к ним. Все-таки я молодец, что приобрела столь интересные и полезные вещи. Теперь оставалось сделать последний шаг.

Прежде чем использовать психическое оружие против зловещего южноафриканского теософа-психопата, я решила, следуя мудрым традициям американского правительства, опробовать его на ничего не подозревающем мирном населении, то есть на Миллендорфе и Бонгани.