– Не дожидайся этого момента.

– Помоги мне в моей борьбе.

Сути отвернулся, словно отказываясь от предложения друга, а когда Пазаир выходил из комнаты, буркнул:

– Дай мне поспать! Как ты хочешь, чтобы я боролся, если мне хочется спать?

Лодка царицы-матери везла Силкет из Мемфиса в Пер-Рамсес. Укрывшись от раскаленного июньского солнца в прохладной каюте, супруга Бел-Трана использовала путешествие, чтобы предстать перед Туей в полном блеске. Ее умащивали благовониями, делали массаж и подавали фруктовые соки. На пристани ее ожидали носилки с балдахином от солнца. Дорога не отняла много времени, поскольку Силкет препроводили на берег озера, где находилась царская резиденция. Затем двое слуг спустились вместе с ней в расписанную голубым лодку, которая причалила к острову, где в беседке Туя читала поэмы Старого Царства, восхваляющие божественную красоту египетских пейзажей и уважение, которое люди должны испытывать по отношению к богам.

Силкет была в панике. Многочисленные украшения и роскошный льняной наряд ее никак не ободряли: способна ли она встретиться лицом к лицу с самой богатой и влиятельной женщиной Египта?

– Присядьте рядом со мной, Силкет, – пригласила царица-мать.

К большому удивлению Силкет, она совсем не походила на неприступную мать Рамсеса Великого, какой она привыкла видеть Тую на приемах. С распущенными волосами, босыми ногами, в простом белом одеянии, без каких-либо украшений и краски на лице, Туя была похожа на обыкновенную женщину. Но ее голос проникал в самую душу.

– Вы, должно быть, страдаете от жары, дитя мое.

Не способная вымолвить ни слова, Силкет села на траву, забыв про неизбежные зеленые пятна, которые испортят дорогой лен.

– Располагайтесь в свое удовольствие, купайтесь, если хотите.

– Мне... мне не хочется, моя повелительница.

– А свежего пива?

Силкет не могла отказаться и взяла длинный сосуд с металлической трубочкой, позволявшей понемногу отпивать чудесный напиток. Она сделала несколько глотков, потупив взор, не находя в себе силы вынести взгляд Туи.

– Я люблю июнь, – сказала царица-мать. – В это время ослепительно светит солнце. А вы боитесь сильной жары?

– Она... она сушит мою кожу.

– У вас есть все необходимые умащения и бальзамы?

– Да, конечно.

– Вы много времени проводите за туалетом?

– Много часов в день... Мой муж очень требователен.

– Мне говорили о его замечательной карьере.

Силкет слегка приподняла голову: царица-мать сама ступила на территорию, где она ее подстерегала. Страх уменьшился. Эта женщина, производящая такое сильное впечатление, с тонким и прямым носом, с выступающими скулами и квадратным подбородком, – не будет ли она ее покорной рабой? Ненависть, подобная той, которая заставила ее обнажиться перед главным стражем сфинкса, дабы лишить его твердости и позволить мужу победить его, нахлынула на Силкет. Она любила подчиняться лишь Бел-Трану, остальные же должны находиться у ее ног. Предвидение унижения царицы-матери вызвало у нее состояние, близкое к экстазу.

– Замечательная, моя госпожа, это точное слово.

– Скромный чиновник стал большим человеком в государстве... Только в Египте возможны подобные возвышения. Но важно расстаться со своими представлениями маленького человека, когда достигаешь величия, не правда ли?

Силкет нахмурила брови:

– Бел-Тран честный и работящий. Он думает лишь об общем благе.

– Поиск власти вызывает столкновение интересов, о которых я имею довольно отдаленное представление.

Силкет ликовала: рыбка клюнула! Для большей смелости она отпила еще холодного пива, такого изысканного, что по телу пробежала сладкая истома.