Затем он проверил связь. Все большие здания, подобные этому, строились с применением изрядного количества металла, но сейчас радиосвязь была отменная. У Джино давно вошло в привычку проверять связь в этом доме, и ни разу он не был полностью удовлетворен результатами проверок, хотя до сих пор надобность во всяких дрянных радиоштуковинах не возникала.

Ему даже никогда не приходило в голову, что в нормальном людском мире не принято поступать так, как делал он. Билли было ведомо совсем иное: бесконечная забота о строжайшей безопасности на вверенном ему участке, напряженные до пределов нервы, угрюмые подозрения и оружие, которое всегда под рукой. Такой стиль жизни существовал уже долгие годы, и мало что могло измениться в будущем. А других миров, где принято жить по-другому, Билли Джино попросту не знал.

Из холла Джино прошел в огромную комнату, куда имели доступ только высокопоставленные люди компании и их личные помощники. Весь этаж патрулировался людьми с каменными лицами и с глазами, холодными как сталь, за что вся эта публика и получила прозвище «стальные глаза». Их разряженные костюмы сливались с окружающей обстановкой и делали этих людей похожими на ожившую мебель. Они полностью принадлежали мафии — своего рода элитное гестапо, им даже не полагалось иметь никаких семейных связей, а если таковые и были, то «стальные глаза» тщательно это скрывали. Они не служили никакому определенному человеку и скорее несли ответственность за всю организацию — они служили идее, а не людям. По крайней мере, так принято было считать. Билли никогда не нравились эти ребята, и он никогда не доверял им. А сегодня они и подавно его раздражали.

Один из них, завидев Джино, тотчас обратился к нему громовым голосом, словно прятал под пиджаком мощный громкоговоритель. Ни глаза, ни лицо ничего не выражали, даже губы не двигались — ну, прямо форменный чревовещатель.

— Как дела на Лонг-Айленде, Билли?

— Все прекрасно, спасибо, — так же громко отозвался телохранитель.

— Я слышал, вам сегодня утром доставили странную партию мяса.

— Где ты слышал об этом? — небрежно поинтересовался Билли Джино и, не дожидаясь ответа, продолжил свой путь.

Дэвид встретил его возле двери в Палату Совета.

— Все отлично, господин Эритрея, — отрапортовал начальник службы безопасности. — Но что-то я чувствую себя не в своей тарелке.

— Я тоже, Билли, — тихо выдавил из себя Дэвид.

Подобные слова несказанно удивили Джино: и не потому, что его начальник испытывал те же чувства, а потому, что тот доверил их своему телохранителю. Билли никогда еще не видел, чтобы Дэвид Эритрея при ком-то откровенно проявлял свои эмоции.

Они вошли в зал, и, пока Дэвид обменивался сдержанными приветствиями с собравшимися, Билли произвел привычный осмотр помещения. Протокол соблюдался безупречно. Дэвид не был боссом, но в эту Палату он всегда входил последним и садился во главе стола. Здесь Дэвид как бы переставал быть на время господином Эритрея, а превращался в самого Оджи Маринелло, вернее, в ходячее и разговаривающее добавление к боссу глав всех мафиозных кланов.

Билли Джино показал ему взглядом, что все «о'кей», и, выйдя из комнаты, занял свое место сразу за дверью. Этот пост был закреплен только за ним — личным телохранителем босса глав всех семей. Все регламентировалось неписанными законами, которые никто не обсуждал, и Билли пользовался ими в полной мере. Даже «стальные глаза» не отваживались оспаривать у него этот почетный пост около закрытой двери. И лучше было никому и не пробовать сделать это.

И все же что-то явно изменилось. Чутье никогда не подводило Билли Джино.

Неожиданно один из «стальных глаз» быстрым шагом приблизился, словно намеревался пройти мимо Билли Джино и открыть дверь.