Мак поддал еще жару, пальнув по ним из своей М-79, а сам тем временем, по кругу обходя лужайку, неуклонно приближался к цели — низкому бунгало в южной части территории.

«Броневик» выплюнул в сторону усадьбы новую ракету, которая, будто нарочно, угодила в охранников, сбившихся в кучу на подступах к бунгало. В ответ гулко заухали обрезы, с разных сторон длинными очередями ударили пулеметы.

Кажется, какая-то шальная пуля все же зацепила Палача, но сейчас, в смрадном огненном бедламе, он не придал этому значения. Если он по-прежнему живой и может двигаться — на остальное наплевать!

Вперед, вперед!

Несколько раз он пустил в ход свою винтовку, и она пропела огненную колыбельную ублюдкам, призывая их забыться вечным сном. Что и говорить, эта штуковина еще ни разу не сфальшивила — и слова, и мелодия ее всегда оказывались к месту, им внимали все, хотели или нет.

Болан чувствовал, как у него по шее течет кровь. Левая рука внезапно сделалась тяжелой и непослушной, хотя боли он почти не ощущал. Четыре кандидата на спасение душ, дико выпучив глаза и потрясая обрезами, возникли, будто ниоткуда, у него на дороге и тотчас пожалели о собственном неблагоразумии — четыре последовательных выстрела размозжили им головы, отпустив разом все грехи, и боевики, как один, опрокинулись навзничь на землю.

Теперь Болан почувствовал вкус крови на губах и странную, баюкающую теплоту в груди.

Тогда он вновь обратился к «броневику» и нанес третий удар — по хлипкой постройке, оставшейся у него за спиной. Этот залп довершил начатое двумя предыдущими — огонь разлетелся по всей территории, цепко прихватывая крыши соседних построек. Теперь пожар угрожал уже и крайнему к югу, самому дальнему бунгало. Надо было спешить.

Когда он, наконец, достиг цели, занялась боковая стена. Ударом ноги Болан высадил дверь и ворвался в помещение. Несчастную итальянскую домохозяйку, верную жену его лучшего друга, он заметил сразу. Она сидела в углу, сжавшись в комочек, и с ужасом глядела на него. В ее глазах он прочитал готовность к неминуемой и страшной смерти. Отшвырнув оружие, Болан молча подхватил Ангелину, перебросил ее безвольное обнаженное тело через свое омертвевшее левое плечо и огромными скачками устремился прочь из бунгало. В правой руке его громыхал могучий «отомаг» и расчищал ему путь.

А стая дикарей, словно почуяв запах крови и нарастающую уязвимость жертвы, сгрудилась в одном месте и пыталась достать Палача, добить его. Они не понимали, что в отличие от них он не испытывает страха перед огнем, что вообще он не испытывает страха — за себя, по крайней мере. А та, за которую он мог бы опасаться, лишь удваивала его силы. Нет, сейчас он был непобедим.

Четвертая — пошла!

Огонь охватил все, и Болан выскользнул из пламени с бесценной ношей, чтобы, возвратить ее из мира дикости в мир нежный нецивилизованный. Во всяком случае он этого хотел.

Он отнес женщину в машину, в свое тихое, надежное пристанище, и, произнеся напоследок что-то ласковое и ободряющее, тотчас же вернулся к полыхающему дому.

Возле развороченной стены он вдруг наткнулся на счастливчика, каким-то чудом уцелевшего и пытавшегося выползти из огненного ада.

Да и то сказать — уцелевшего, какое там!..

Парень был похож на ребенка, который забрался в огонь посмотреть, каков он изнутри. Лицо и все тело его были покрыты страшными ожогами, но он дышал, все понимал и судорожно дергался из стороны в сторону, взывая к Богу, чтобы тот ему помог. Давным-давно отвергнутый им Бог... А кто еще мог милость оказать? Ведь рядом не осталось никого...

Тут он заметил Болана. В глазах затрепетали искорки надежды.

— Болан, подари мне жизнь! Прошу... — чуть слышно прошептал он почерневшими губами.

Глаза Болана сузились при виде жалкого, беспомощного существа, и он поднял «отомаг», чтобы уменьшить муки обреченного.