Моментально позабыв о кузене, я ринулся к ближайшей двери. По пути я схватил карманный фонарик и, выскочив во двор, побежал было к лесу, но почти сразу остановился как вкопанный. Я успел только завернуть за угол дома — туда, где находилась задняя стена лаборатории, — и увидел, что дверь в нее была распахнута настежь.

Я повернулся и вбежал в эту дверь.

Внутри было темно. Я окликнул кузена. Ответа не последовало. Посветив фонариком, я отыскал выключатель и зажег свет.

Открывшаяся моему взору картина потрясла меня. Когда я в последний раз посещал эту комнату, она была очень чистой и ухоженной — теперь же она находилась в ужасном беспорядке. Мало того, что все оборудование, предназначавшееся для экспериментов, было опрокинуто, разбросано и разбито — на полу и на аппаратуре валялись куски полупротухшей пищи, часть которой поступила сюда в уже приготовленном виде, а часть была явно принесена из леса, ибо я увидел недоеденные останки кроликов, белок, скунсов, бурундуков и птиц. Более того, все помещение пропиталось тошнотворным запахом берлоги первобытного зверя, и если разбросанные повсюду инструменты напоминали о том, что на дворе стоит двадцатый век, то все остальное принадлежало к дочеловеческой эпохе.

Кузена в лаборатории не было.

Я вспомнил про крупное животное, мельком виденное мною в лесу, и первым, что пришло мне на ум, было то, что оно каким-то образом проникло в лабораторию и унесло с собой Амброза, а пес бросился следом. Подгоняемый этой мыслью, я выбежал из дома и помчался к лесу, откуда по-прежнему доносились хрип и рычание смертельной схватки. Когда я добрался до места, все уже было кончено. Джинджер, тяжело дыша, отступил на шаг, и свет моего фонаря упал на его добычу.

До сих пор не знаю, как мне удалось вернуться в дом, вызвать полицию и не потерять способность связно мыслить, пусть даже и не более пяти минут кряду, после того потрясения, которым сопровождалась разгадка. В одно катастрофическое мгновение мне стало ясно абсолютно все: я понял, почему так неистово лаял пес по ночам, когда «существо» выходило добывать себе пропитание, мне стал известен источник отвратительного звериного запаха. И еще я понял, что все случившееся с моим кузеном нельзя было предотвратить.

Ибо то, что лежало под окровавленной пастью Джинджера — жалкая карикатура на человека, с недоразвитым лицом и фигурой, издававшая невыносимо резкий мускусный запах, — было облачено в мышиного цвета халат, который некогда носил мой кузен, а на запястье волосатой руки блестели его часы.

Согласно какому-то неведомому, первобытному закону природы, Амброз, возвращаясь памятью в ту эпоху, когда жили предки человека, еще не ставшие людьми, попал в капкан соответствующего периода эволюции, и тело его деградировало до того уровня, на котором оно находилось у предков людей. По ночам он выходил в лес за добычей, доводя до неистовства и без того встревоженного пса; и то, что он пришел к такому ужасному концу, было делом моих рук — ведь это я спустил Джинджера с цепи и тем самым предопределил гибель Амброза от клыков его собственного пса!