Организовал полемику на высоком уровне главный идеолог перестройки столицы Лазарь Каганович. Это он, не моргнув черным глазом, заявил на всю страну, что город строил "пьяный архитектор и что надо его исправлять". Для чего в первую очередь надлежит очистить столицу от так называемых "исторических памятников". Не трудно догадаться, что руководил Лазарем Почетный Гнусарий, сумевший в связке с правительственным чином поднять бесовщину на высокий государственный уровень.

Медленно катила по Москве, сверкая черным лаком, заграничная машина "линкольн" с откидным верхом. В ней удобно размещался оживленный человек лет тридцати семи с рано облысевшим массивным черепом и черными усиками под хищным носом. Страдал он, по–видимому, неимоверно от всяческих проявлений буржуазной эстетики – колонн, портиков, кареотид, витражей, куполов, украшательской мозаики и лепнины, потому что выражение на лице нес воинственное и брезгливое, когда указывал тросточкой то на одно, то на другое не пролетарское строение, особняк или церковь. Находившаяся рядом секретарша с подвитой челкой тотчас же ставила в реестровой книге против номера указанного строения крестик. Так в результате "чистки Москвы" подверглись уничтожению две тысячи двести памятников архитектуры, а Москва была вычеркнута из списка десяти красивейших городов мира. Не зря удостоился Гнусарий повышения в чине, а товарищ Коганович награды бесовского департамента – внесения в списки "Особо важных персон вечной подлости".

Когда Каганович провозгласил главной своей целью ликвидацию Кремля с очисткой прилегающих территорий от устаревших построек, включая ГУМ и собор Василия Блаженного, Почетного Гнусария представили к ордену "За выдающиеся заслуги в развитии сатанизма". Поощренный, он проявил недюжинный энтузиазм, подсказав товарищу Кагановичу, что к ликвидации Кремля надо идти через уничтожение Храма Христа Спасителя. Идею горячо поддержал Архитектор, убежденный в том, что именно этот вредный объект занимает одно из предполагаемых мест для возведения Дворца Советов. Снюхались Гнусарии компетентных товарищей и чрезвычайно споро провернули дело.

30 мая 1931 года состоялось совещание технического Совета Управления строительством Дворца. Рассматривался вопрос о нескольких площадках. Выбор колебался между Красной площадью, Китай–городом, Зарядьем, Охотным рядом, Таганкой и местом, занимаемым Храмом. Ознакомившись с протоколом заседания, Лазарь Каганович усмехнулся в усы – он хорошо знал, кто должен произнести последнее слово и не сомневался в его решении.

…Погожим солнечным днем в начале июня к Храму подъехали черные автомобили. Два человека в форме ОГПУ молча вошли в сторожку и встали у двери с брезгливой неприязнью глядя на трясущегося в лихорадке попа. Тот попытался подняться с заваленной тряпьем лежанки, но осел, сжимая распятье, тараща безумные глаза и бормоча что–то злое, невнятное.

– Ты, отец, не дергайся, – предупредил полный и румяный. – Шуметь тебе сейчас не следует.

– Нарушишь приказ – шлепну. – Коротко пообещал щуплый и желчный, показывая на кобуру.

Пока сторож, ухитрившись сползти с кровати, причитал и бил поклоны у образа, вокруг Храма происходило несуетливое, но четкое движение. Наряд охранников оградил площадку от нежелательного вмешательства со стороны населения, а затем уже вышли люди из автомобилей, кто в штатском, кто в мундирах. В темных двубортных костюмах был представлен под утренним солнышком Президиум Совета строительства Дворца во главе с товарищем Молотовым. Специалисты выглядели компетентно, светилось вдохновением лицо председателя Совета архитектора Бориса Михайловича Иофана.