|
И вся Вселенная пронизана паутиной тонких, но тяжеленных нитей, которые, натянувшись, способны скомкать, перекосить и разодрать любой участок Галактики, если не всю Галактику, как зацепившаяся за застежку сапога петелька может разодрать и скомкать женский чулок. И никто не знает, не касается ли его локтя в этот миг одна из таких нитей – так, что неосторожное движение если не погубит мир, которого мы не знаем, то хлопнет пистоном, безобидным, когда лежит на ладошке, и смертоносным, когда этот пистон вмурован в капсюль патрона или бомбы. Смертоносным для одного человека. А мы готовимся спасти тысячи. Десятки тысяч. Миллионы. Не дать их убить. Завтра.
– Мафон куплю, – мечтательно сказали слева. – Фирменный. И кассет. Штук пять сразу. Я задохнулся от смеси возмущения, удивления и любопытства. Во первых, вот нашел о чем мечтать в такой момент. Во вторых – вот уж от кого я не ожидал таких мечтаний. В третьих, кого, интересно, он записывать собрался, весь правильный такой? Не хеви метал же и не Арканю Северного. Высоцкого, небось, или вообще Пугачеву. Спросить я не успел – справа, конечно, опередили. Куда более презрительным тоном, чем тот, на который я был способен: – Размечтался. Надо ей анекдот «Размечтался, одноглазый» рассказать, подумал я. А она продолжила: – Фирменный знаешь сколько стоит? Ты думаешь, тебе Ленинскую премию дадут или там Государственную? Или зарплату как у академика? Слева вздохнули. – Ну мы же не за зарплату, правильно? – спросил я. – И не за мафон. – А за что? За счастье народное? – За карто ошечку, – протянул я, нагибаясь за газетным свертком. – Ветку мне подай, будь другом. Сейчас покажу вам, что такое настоящий пацанский картофан. А что запишешь то? Аббаба бонимэ? – Да что угодно. Там же можно даже книги, например, записывать. Достать не смог – пофиг, в библиотеке взял, сам вслух начитал, и всю дорогу она с тобой, как музон, захотел – послушал. Я, подумав, пока закрывал картошку углями, очень серьезно посоветовал: – Можно сразу как «Бременских музыкантов» читать, с песенками. Самому сочинить, и, как диктовать задолбался, петь начинаешь. Справа глумливо пропели старательным басом: – Ла ла ла лай ла ла ла. Слева в тон повторили: – Ла ла ла лай ла ла ла. И я завыл романтическим голосом: – Куда ты, тропинка, меня привела!
– Интересно, что они поют? – проскрипел Главный. – «Спят усталые игрушки», – предположил Обухов. – Им баиньки давно пора, а дозорный говорит, они не только поют, они еще картошку печь собрались. Завтра вареные встанут, а нельзя завтра вареными то. – Пусть. Старт поздний, подъем по такому поводу можем на часок сместить. Зато будет своя традиция перед стартом. Песни, костер, картошечка. Не хуже, чем «Белое солнце пустыни» смотреть и на колесо автобуса мочиться. – Думаете, дойдет до традиции? В смысле, еще детишек до полетов допустят? – Да куда денутся. Лишь бы эти… Главный замолчал, застыв лицом к окну, за которым приплясывал далекий светляк костра. Светляк казался очень маленьким. Обычно пламя отбрасывает длинные тен Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
