— И снова говорю вам, что я возражаю, повелитель, — произнес Трайс.

— Все! Хватит топтаться на месте. Завтра ночью мы приступим к первому акту Энунциации. За работу. Подготовьте мессы. Сделайте то, что можете сделать.

Трайс отвел взгляд в сторону:

— Как скажете, сэр.

— Орфео, — произнес лорд-губернатор, — почему бы вам не навестить меня в моих покоях? Думаю, нам есть о чем побеседовать.

— Да, повелитель. Я с нетерпением жду этого.

— Как только у вас появится время. Мои охранники покажут вам дорогу.

Баразан удалился. Трайс прожег Куллина взглядом, но Орфео спокойно опустился на диванчик и протянул руку к своему бокалу.

Жадер вихрем вылетел из комнаты, и Ревок последовал за ним.

Лейла Слейд подождала, пока комнату покинет и Моникэ, а затем присела на корточки возле дивана, на котором сидел Куллин.

— Я так ничего и не поняла, — прошептала она. — Как все прошло?

— Хорошо, Лея, — сказал Куллин. — Пару раз мне, конечно, пришлось блефовать. Но, думаю, нам ничто не угрожает.

— Они купились на вашу историю о Слайте?

— Да, купились.

— Но Слайт?…

— О, он куда более могуществен и опасен, чем они могут вообразить. Но, расскажи я им об этом, они запаникуют. А мы тогда не получим того, что хотим. Мне нужно удержать их под контролем. Проследить за всем до конца. Только так я получу причитающееся. И поверь мне, Лея, в этот раз нам причитается нечто особенное.

— В самом деле? — Она нахмурилась. — Ты про эту Энунцию?

— В этом слове заключается куда больше, чем ты можешь представить, Лейла. Я сделаю тебя богиней.

— Это мне нравится.

— Оружие подготовлено?

— У меня, — кивнула она, — шесть заклятых хукторов в обойме. Это те самые, которые вы подготавливали все последние месяцы.

— Отлично.

— И теллурический камень. Он в коробочке у меня в кармане. На большее не было времени.

— Этого должно хватить, Лея. — Куллин поднялся с дивана. — Да и сам я приберег несколько фокусов. А теперь давай воспользуемся приглашением лорда-губернатора.

— Вы уверены?

— Да. Потому что он расскажет нам все об Энунции. К тому же его амасек должен разительно отличаться от того дерьма, которым нас здесь потчуют.

Южные стеки Петрополиса разрастались настолько стремительно, что уже простерлись над заливом, и нижние уровни опирались на облепленные илом полузатопленные пирсы, образуя район, известный как Разливы. Это были темные, провонявшие катакомбы, расположенные на глубине сорок восьмого уровня от поверхности. Водная гладь так давно была погружена в непроницаемую тьму, что во мраке развились специфические живые формы — слепые и, как правило, альбиносы. От почерневших труб поднимались вредоносные испарения. На каменных пирсах и опорах выросли люминесцентные грибки. На поверхности запруд хлюпал слой гнили.