|
Три дня, прошедшие с моего вечернего разговора с Белым Медведем, она появлялась каждое утро, молча готовила завтрак и спешила вымыть кухню, пока я экспериментировал с расстановкой мебели. Старый диван – у дальней стены, слева от маленького шкафа. Книжная полка (я еще помнил на ней Библию и романы Ллойда С. Дугласа) – на короткой стене у выхода на крыльцо. Там же, с обеих сторон, два легких кресла; но оставались еще кресла и столики, которые я решительно не знал, куда девать. Я не помнил их присутствия в комнате. Ту же проблему представляли еще с полдюжины предметов мебели. Тута Сандерсон помочь не могла.
– Это стояло не так.
– Попробуйте вспомнить.
– Я думаю, этот маленький стол стоял где то рядом с диваном, – она просто пыталась отделаться от меня.
– Здесь? – я передвинул столик к шкафу.
– Нет. Дальше.
Я передвинул дальше.
– Будь я Дуэйном, я бы сводила вас к психиатру. Он заплатил кучу денег за новую мебель. И купил ее очень выгодно. Мы с Редом тоже кое что купили на той распродаже.
– Дуэйн может поставить все на место, когда я уеду. Этот стол так не стоял.
– А по моему, нормально.
– Вы ничего не понимаете.
– Может быть. Вы никогда не напишите свою работу, если будете весь день заниматься этим.
– Почему бы вам не сменить белье? Если не хотите мне помочь, то хотя бы не мешайте.
Ее лицо, казалось, налилось водой, как мешок.
– Похоже, вы оставили все ваши манеры в Нью Йорке, Майлс, – с этими словами она отвернулась от меня к окну. – Когда ваша машина будет готова?
– Они обещали сделать через несколько дней.
– И тогда вы уедете? – она нагнула голову, высматривая что то на дороге.
– Нет. Белый Медведь просил меня остаться. Должно быть, ему скучно.
– Вы с Галеном так хорошо знакомы?
– Как братья.
– Он никого не приглашал к себе домой. Скрытный человек. И еще возил вас на полицейской машине. Реду сказали об этом в Ардене.
Я поставил кресло рядом с обогревателем, потом передвинул к двери спальни.
– У вас сегодня одни машины на уме.
– Может, потому, что сейчас одна из них остановилась, и кто то что то положил в ваш почтовый ящик. Это не почтальон. Не хотите пойти и посмотреть?
– А раньше нельзя было сказать? – огрызнулся я и выскочил на крыльцо. Тута Сандерсон в прошедшие два дня приходила в шерстяной кофте – отчасти, чтобы позлить меня несоответствием этого одеяния с теплой погодой, отчасти потому, что в доме всегда было холодно – может быть, тому виной был ветер из леса. За спиной я услышал ее реплику:
– Должно быть, еще одно дурацкое письмо. Так оно и случилось, но не в том смысле, что думал я (и она). Листок дешевой бумаги в линейку из школьной тетради. На нем напечатано:
“Ублюдок мы за тобой следим”.
Знакомо по фильмам; я сразу представил свою грудь в перекрестье прицела. Вокруг никого не было, и я какое то время стоял, опершись на ящик и пытаясь успокоиться. За прошедшие дни мне дважды звонили и молчали, дыша в трубку луком и пивом. Я подозревал, что причиной новых слухов стало исчезновение польской девушки, и Тута Сандерсон подтверждала это своей возросшей подозрительностью. Тем не менее, она продолжала приходить как обычно.
Подходя к дому, я увидел, что она смотрит на меня в окно. Я хлопнул дверью, и она тут же отвернулась и притворилась, что протирает шкаф.
– Так вы не узнали машину?
Ее пухлые руки ритмично двигались; им в такт колыхалась нижняя часть спины.
– Он не из долины. Я тут все машины знаю, – она искоса взглянула на меня, сгорая от желания узнать, что было в ящике.
– Какого он был цвета?
– Весь в грязи. |