Изменить размер шрифта - +
Она устала, вот и все. Среда всегда была длинным, утомительным днем с чередой бездарных учеников и теоретическими занятиями после школы. Когда ты устал, ответственность всегда, кажется, тяжелее. Кэрин начала тихонько напевать себе под нос, что всегда помогало ей справиться с сомнениями и самообвинениями, обычно одолевавшими ее с наступлением сумерек.

Парадная дверь дома открылась, и по лестнице стремительно сбежал мальчик лет десяти. При виде его, лицо Кэрин осветилось радостью и ее прелестные губы сами собой расплылись в веселой улыбке. Филипп был красивым ребенком, темноволосым, кареглазым, с чистой кожей оливкового цвета. Кэрин опустила на землю нотную папку и сумку с продуктами, приготовившись отразить веселое нападение брата.

— Каро! Каро, угадай, что со мной произошло? Я опять ссадил колено, представляешь?

Сестра посмотрела на него, по-прежнему нежно улыбаясь:

— Представляю, но ты останешься жив, малыш. Ты продезинфицировал рану?

Филипп кивнул:

— Разумеется. Но ты бы видела, как помялся велосипед. Не знаю, удастся ли его починить!

Кэрин сочувственно прищелкнула языком, и они вместе пошли наверх мимо каменных ваз, густо засаженных азалиями Alba Magnum , держась за руки и прижимаясь друг к другу своими темноволосыми головами. Сестра и брат были очень дружны между собой. Так было всегда. Даже еще до смерти матери, Кэрин стала всем для младшего брата — матерью, сестрой, братом, наперсницей. Ева Хартманн последние восемь лет вела уединенную жизнь инвалида. Эта странная ожесточенная женщина словно окружила себя непроницаемой защитной стеной; чуждающаяся собственных детей, она жила вся в прошлом, в воспоминаниях об Эмберах, своем богатом клане, немало сделавшем, чтобы погубить ее мужа.

В детстве Кэрин часто преследовали кошмары, вызванные рассказами матери о злодеяниях и кознях Эмберов. Выражение, когда-то красивого, лица матери до сих пор не давало ей покоя, выражение, которое, как позже поняла Кэрин, было исполнено глубокой и непримиримой ненависти. За прошедшие восемь лет, благодаря сложившимся обстоятельствам, Кэрин приобрела мужественную независимость мыслей и духа, по-видимому, заложенную в ней от природы.

В холле ярко горел свет. Опять письмо! Кэрин осторожно взяла его дрожащими руками и взглянула на Филиппа.

— Иди, вымой руки и накрой стол к чаю.

Мальчик пристально посмотрел на сестру своими карими глазами и встревожился.

— Все уже готово, Каро. Что в письме?

Он внимательно следил за бледным лицом сестры. При ярком свете лампы ее кожа казалась молочно-белой.

— Тогда начинай делать уроки, — рассеянно прошептала Кэрин, впившись глазами в машинописный лист и приложенный к нему чек на огромную сумму.

Филипп безропотно подчинился ей, даже не пытаясь отвлечь или утешить ее. Филипп был уже немного философом, и Кэрин это беспокоило. Он всегда чутко реагировал на ее настроение, но она вовсе не хотела, чтобы мальчик замечал ее тревогу. Сейчас он начнет заниматься. Впрочем, с каждым семестром он, кажется, учился все усерднее.

Кэрин прошла в гостиную, мельком бросив взгляд на письмо. В доме стояла такая тишина, что, казалось, его стены прислушиваются к тому, что происходит внутри. Но они этого и хотели, всемогущие Эмберы! Взгляд Кэрин остановился на отчетливой подписи внизу страницы, такой же уверенной, как и ее владелец — незабвенный Гай Эмбер.

Уроки, полученные с болью, запоминаются навсегда!

Кэрин гордо подняла свою головку, ее огромные карие глаза сверкнули подобно топазам на свету. Неудивительно, что мать так его ненавидела. Отвратительный человек, несмотря на свои безупречные манеры, наносящий почти хирургически точные удары в своих стремительных выпадах.

Она была почти готова аплодировать его безоговорочно самоуверенному предположению, что она уступит его желаниям.

Быстрый переход