В половине первого ночи, стоя в ванной с зубной щеткой в руках, Майло благодарил Бога за то, что у них не было детей. Приход нового поколения донельзя наглядно демонстрировал быстротечность времени. Становясь отцом, мужчина быстрее старел — Майло знал, что выглядит моложе Чарли, виски которого уже начали седеть.

Майло сплюнул зубную пасту в раковину и прополоскал рот. Потом открыл холодную воду и тщательно умылся. Ребекке всегда нравилось заниматься любовью после вечеринки, и хотя, говоря откровенно, он предпочел бы сейчас остаться один и спокойно осмыслить все события прошедшего дня, Майло понимал, что делать этого не стоит. Ребекка явно нервничала, когда он разговаривал с Грейс Кинг, хотя, бог свидетель, у нее не было для этого никаких причин; у Грейс, которая на его лекциях всегда сидела в первом ряду, был раздражающий смех и передние зубы как у кролика.

Майло вернулся в спальню. Ребекка все еще была в красном платье; она сидела у туалетного столика и снимала косметику кольдкремом. Он прошел через комнату и положил руки ей на плечи. Она прижалась щекой к его руке, оставив на ней едва заметный след.

— Ты устала? — спросил он.

— Ммм… ужасно! Все прошло замечательно, правда?

— Одна из наших лучших вечеринок.

— В конце мне чуть было не пришлось силой выталкивать всех за дверь.

— Пускай дожидаются следующего раза.

Он расстегнул молнию у нее на спине. Она опустила руку с салфеткой, которой стирала крем, и прикрыла глаза. Это был тревожный момент: Майло волновался, сможет ли выказать достаточную заинтересованность, — он переутомился и много выпил, однако когда его руки стали ласкать мягкую нежную грудь, у него перед глазами возникла картина: девушка, катающаяся на коньках по льду зимнего пруда, — и он сразу же ощутил нарастающее возбуждение.

Далее последовало чудесное завершение удачного вечера. Ребекка всегда была страстной и чувственной любовницей. Пятнадцать минут спустя они лежали бок о бок на подушках, блаженствующие и удовлетворенные.

Когда дыхание Майло успокоилось, он повернулся к жене. Ее глаза были закрыты; он подумал, что Ребекка спит. Потихоньку он выбрался из постели и набросил халат.

Когда он открывал дверь, она вдруг спросила:

— Куда ты?

— У меня появилась одна идея для моей книги.

— Стихи?

— Нет, для романа.

— Чудно. — Она повернулась на подушке и снова закрыла глаза.

Майло спустился вниз. Он налил себе воды из-под крана; стоя на кухне, он вспоминал события прошедшего вечера. Майло поспорил с Годфри Уорбертоном, который утверждал, что английская нация вырождается из-за притока беженцев из Европы. Майло напомнил ему о многочисленных волнах разных народов, селившихся в Англии на протяжении столетий, но Годфри лишь окинул его мрачным взглядом и сказал: «Это все история, дорогой мой. Тут совсем другое дело». В вырождении Годфри обвинял, конечно же, евреев. Майло предпочел бы вообще не приглашать Годфри на их вечеринки — он был ярым шовинистом и отвратительным снобом, — но Уорбертон имел широкие связи в литературных кругах: он писал статьи в Слушателе и часто выступал на Би-би-си. Именно благодаря Годфри Уорбертону Майло стали приглашать на радио.

Майло захватил стакан с собой в кабинет и сел у стола. Весь вечер в глубине души он дожидался, когда ему представится возможность спокойно обдумать происшедшие события. Если бы можно было остановить время, заморозить как во льду одно мгновение, он выбрал бы тот момент, когда выглянул из-за деревьев и увидел девушку, в одиночестве катающуюся на коньках на пруду. При виде нее у него заныло в груди: он с неожиданной остротой ощутил, что в его жизни не хватает чего-то очень важного.

После того как они распрощались, она заскользила по льду к другому берегу пруда, осторожными шагами ступила на траву и пошла к скамейке, рядом с которой стояла пара ботиночек с меховой опушкой.