Я смущённо опустила веки. Мама папы, раньше действительно иногда говорила так, когда люди-кочевники были в городе. А потом начинались ужасные неприятности, потому что мама, как всегда вспыльчивая, защищала своих предков и не успокаивалась до тех пор, пока её свекровь не извинялась. А это никогда не происходило без потоков слёз.

- Так что пожалуйста ни слова о нас своим родителям, ясно?

- Сун!!! – Ого. Он мог орать громче, чем мама.

Суни сунула руку рядом с собой, выловила мобильный из тайника, разблокировала клавиатуру и протянула мне. Потом она проворно спрыгнула со ступенек на улицу и закрыла дверь снаружи.

- Ну, здорово, - проворчал Сердан. – Заперты у цыган.

- Разве ты не слышал, что она сказала? Они едут на юг!

- Блин Люси, она такая же сумасшедшая, как и ты. И хочет отомстить копам, это всё. Наверное, ей просто скучно.

- Да, пусть будет так, - ответила я хладнокровно. – Но она мне нравится. Она ведь забавная. Разве ты так не считаешь?

Сердан демонстративно отвернулся, но я увидела блеск в его чёрных глазах. О, она ему тоже понравилась. Ещё лучше, подумала я, хотя почувствовала почти незаметный укол в сердце. Логично, что она нравилась ему. У неё были длинные волосы, грудь и красивые раскосые, миндалевидные глаза. Наверное, и у обоих других потекут слюнки, если те увидят её, у Сеппо и Билли. Они поскользнуться на своих слюнях.

- Пожалуйста. Тогда позвони домой и поплачься своей мамочке. Я во всяком случае остаюсь здесь.

Сердан взял мобильный, набрал номер и после того, как основательно откашлялся, начал очень тихо, неуверенно и порывисто говорить, конечно на турецком, так что я снова не поняла ни слова, а неприятное ощущение в желудке усиливалось, пока мне не стало совершенно плохо. Если бы я только знала, что он говорил своим родителям. Я внимательно прислушивалась, было ли упомянуто моё имя, но не смогла разобрать его в его речи. Или Сердан вообще не говорил обо мне.

После нескольких минут он больше уже ничего не говорил, только слушал и, в конце концов, положил трубку посреди потока слов, который сердито гремел из мобильного.

Дверь хлопнула. Суни просунула голову в фургон.

- Мы сейчас выезжаем, - прошептала она. – Вообще-то Шима хотела ещё проверить тебя, но там, на другом берегу появились полицейские машины, а нам уже на рассвете нужно было исчезнуть. – Она подняла плечи вверх и снова опустила их, как будто хотела сказать, что такое случалось постоянно. – Через час мы сделаем привал. Там Шима проверит тебя и решит, сможем ли мы вас взять.

- Проверит? И кто такая Шима? – спросила я обеспокоенно.

- Моя прабабушка и старейшина. Она хочет знать, говоришь ли ты правду. – Суни скривила уголки своего рта. – Она сильно рассердилась. Но я сказала ей, что ты одна из нас. По крайней мере, немножко.

Она вытащила ярко раскрашенный платок из пояса своей юбки, в который были вплетены золотые нити, и обернула его вокруг моей головы. Бахрома края свободно упала мне не лоб, как чёлка. На затылке она туго завязала платок толстым узлом, так что мои рыжие волосы были полностью закрыты.

- Лучше перестраховаться, - сказала она удовлетворённо, после того, как оглядела меня. – Тебя не узнать. Я иду теперь в машину к моему отцу. Ни в коем случае не выглядывайте из окна; при езде никому нельзя сидеть в фургоне. Вы можете смотреть телевизор, если хотите. Увидимся!

- Прекрасно ты всё устроила, - проворчал Сердан, после того, как Суни прытко, как газель, исчезла из фургона. – Значит самое позднее через час, мы снова окажемся на улице.

- Почему это?

- Потому что эта Шима точно поймёт, что ты врёшь! – Сердан взял пульт и нервно стал переключать через каналы.