И предполагал, что Олег никаких подлостей не мыслит, он просто боится именно того, что сейчас происходит: не в силах дотянуться до виноватых, его сделают козлом отпущения и затравят. И таки затравят!
Тронув Алекса за плечо, я сказал:
— Давай отойдем на пару слов.
Он посмотрел сквозь меня, кивнул. Мы отошли к другому подъезду.
— Ты правда считаешь, что Олег не переживает из-за смерти Лёши? — спросил я и добавил: — Спрашиваю у тебя как у самого здравомыслящего.
Алекс прищурился, подумал немного и выдал:
— О покойниках — ни слова. Это не Лёха умер, а Олежа подох.
— Ладно, может, и так. А если нет? Если… Ну вот представь, что он чувствует себя виноватым перед ним, перед вами, боится в глаза смотреть, боится, что, помимо того, что ему жаль Лёху, вы на него накинетесь?
В глазах Алекса мелькнуло понимание, я продолжил:
— Я и сам сын мента, мой отец — не тот человек, которым можно гордиться, из-за чего приходилось выгребать. Олег и так с Лёшей не простился… Где он живет?
— Что ты задумал? — вскинул бровь Алекс.
— Хочу разобраться, предотвратить непоправимое. Скажи, где он живет.
— Ладно.
Алекс назвал адрес, и я рванул к Олегу, на ходу подбирая слова. Может, парни правы, он и правда подлец, но чутье подсказывало, что это не так, я не чуял гнили в Олеге. Только бы он меня впустил!
Обитал Олег в обычной хрущовке на четвертом этаже.
Коричневая дверь, обитая дерматином, с заклепками крест-накрест. Палец ложится на кнопку звонка, и в квартире раздается трель. Слышны шаги, возня. Доносятся голоса.
— Олег, я не желаю тебе зла и хочу помочь, открой, — сходу обозначил я цель визита.
— Ты один? — В голосе Олега читалась настороженность.
Щелкнула щеколда, приоткрылась дверь, и я вошел внутрь.
— Привет. Идем на поминки к Лёхе.
Олег побледнел, отчего юношеские прыщи проступили еще ярче, на шее вздулись жилы.
— Я отлично тебя понимаю, — продолжил я. — И понимаю, что, если ты не пойдешь, то, во-первых, себе этого не простишь, во-вторых, друзья тебя возненавидят.
— Они и так меня ненавидят! — Голос Олега пустил петуха, в глазах блеснули слезы. — Как будто я виноват! Как будто мой отец виноват! Он еще даже домой не приходил. А мать… она считает, что я связался с плохой компанией, выставила парней, когда меня не было дома. Как может помочь простой мент? Нет, я — крыса, я его защищаю и оправдываю!
— Им просто больно, они не понимают, каково тебе. Это неприятно, но ты должен там быть.
— Да они меня прибьют! — воскликнул он.
Из кухни донесся строгий женский голос:
— Олег, не делай глупостей!
И я понял, где корень Олеговых бед.
— Не прибьют. Идем. Я буду за тебя, если что.
Олег бросил взгляд на кухню, схватил куртку и вместе со мной выбежал в подъезд, буркнув:
— Валим, пока не раскудахталась.
Мы бросились вниз по лестнице, а наверху хлопнула дверь, и мамаша Олега закричала:
— Вернись немедленно! Идиот, что же ты делаешь! Они же бандиты малолетние!
Отбежав от дома на безопасное расстояние, Олег развел руками.
— Ну кто ее просил лезть? Вечно она все портит!
— Моя такая же, — сказал я и проинструктировал парня: — Если Егор окрысится, просто говори, что думаешь. Извинись за мать, скажи, что тебе жаль Лёху и ты с ними.
Он засопел. С одной стороны, он злился на товарищей на то, что они поступили с ним несправедливо, с другой — понимал, что я прав. И если побежит сейчас, бежать будет очень долго, потеряет друзей и наживет врагов.
Чем ближе мы подходили ко двору, где жил Лёха, тем медленнее шел Олег, словно стараясь отсрочить казнь. |