С точки зрения чисто литературной все эти многочисленные «посланники» и «послания» указывают на отсутствие прежней, живой связи между Давидом и его людьми, между его и их реальностью: они находятся на поле боя, а он остается во дворце. Они сражаются, а он дремлет на своем ложе. Они на земле, а он на крыше. Они делают свое дело сами, а он шлет посланников и действует через них. Они осаждают для него Равву, а он подглядывает за купающейся женщиной, берет ее силой и спит с ней, в то время как ее муж сражается за него на поле боя.

Сейчас, когда Вирсавия сообщила ему о своей беременности, Давид не ответил ей ни словом. Он оставил ее в мучительном ожидании, напряжении и страхе — что теперь произойдет? Что будет с нею? Сам Давид меж тем посылает нарочного к Иоаву, своему военачальнику, и велит прислать к себе Урию. Его расчет ясен: Урия приедет в Иерусалим, переспит с женой, и беременность будет приписана ему. И отношение Давида к Вирсавии тоже теперь очевидно: он удовлетворил свое желание, и больше она его не интересует.

Урия прибыл в Иерусалим и представился во дворце, и Давид сделал вид, что пригласил его, чтобы услышать подробный рассказ о ходе осады. Он осведомился о «положении Иоава, и о положении народа, и о ходе войны», а потом послал его домой. «Иди домой, и омой ноги свои», — сказал он ему тоном дружеского приказания. Как уже сказано, его расчет очевиден и ясен читателю, но не исключено, что он был ясен и Урии, ибо тот не пошел домой, а остался в пределах дворца и пошел спать с царскими слугами.

Понял ли Урия, что произошло? Читатель не может быть вполне уверен в этом, но у него есть много причин ответить положительно, как на основании явно сказанного в Библии, так и на основании сказанного между строк. Урия не влетел во дворец с неба и не прокрался в него тайком. Он прошел через городские ворота, потом остановился и представился стражникам у дворцового входа, несколько царских слуг проводили его внутрь и объявили о его приходе в дверях царской канцелярии. Много глаз видели его, и он тоже видел эти глаза — устремленные на него, избегающие его взгляда, опущенные к земле. Он понял, что случилось что-то нехорошее.

Это незаурядный случай — быть вызванным вот так с поля боя во дворец. Урия наверняка спросил себя, зачем его вызвали, и во дворце было немало людей, хорошо знавших ответ. Давид, как мы помним, не особенно остерегался. Он послал людей взять Вирсавию, и люди привели ее к нему. Все видели, как она шла по коридорам, когда приходила и когда уходила. Назавтра царские слуги убирали спальню, меняли простыни и обменивались взглядами. Кто знает, возможно, слухи достигли и поля боя. Расстояние от Иерусалима до Раввы невелико. Быстрый всадник покрывает его за каких-нибудь два дня, а между дворцом и полем боя, безусловно, действовала регулярная система связи с помощью гонцов.

Но и помимо всего этого мы видим, что произошло: Урия не пошел домой и не встретился со своей женой. Можно ли еще сомневаться после этого, что он подозревал, а возможно, даже знал, что случившееся связано именно с нею?

Что же касается Давида, то его люди сообщили ему, что Урия остался во дворце. Давид позвал его и спросил, в чем дело. Полученный им ответ лишний раз подтверждает, что Урия все понял. Но прежде чем рассмотреть этот ответ детально, я предлагаю читателю перечесть весь заключительный эпизод.

Царь спросил: «Отчего же не пошел ты в дом свой?»

Урия ответил: «Ковчег, и Израиль, и Иуда находятся в шатрах, и господин мой Иоав и рабы господина моего пребывают в поле, а я вошел бы в дом свой есть и пить и лежать со своею женою? Клянусь твоею жизнию и жизнию души твоей, этого я не сделаю».

Этот обстоятельный и тонкий ответ свидетельствует, что муж Вирсавии был человек умный и отнюдь не наивный.