Они готовят читателя к тому, что откроется в дальнейшем. Оказывается, царь страдает не только от озноба. Его сознание затуманено, он потерял связь с реальностью.
В самом деле, три первых обращения к Давиду выдержаны в третьем лице: «Надо поискать для господина нашего, царя, девственную отроковицу… Чтобы она пребывала при нем… И прислуживала ему». Обращение в третьем лице составляет часть церемониала, знак почтительности, отмечающий разницу в статусе говорящего и того, к кому обращены слова. Так, в третьем лице, обращаются в книге Есфири (2, 2) слуги Артаксеркса к своему царю, когда предлагают ему выбрать новую жену взамен изгнанной Астини: «Пусть бы поискали царю молодых красивых девиц», — и в обоих случаях сходны не только сюжеты, но и стиль. Так же, в третьем лице, Иосиф советовал фараону, как приготовиться к семи «тощим годам»: «Да повелит фараон поставить над землею надзирателей» (Быт. 41, 34). И так обращался вернувшийся из Харрана Иаков к своему брату Исаву. Исав тогда говорил с ним во втором лице братства и равенства: «Для чего у тебя это множество (животных), которое я встретил?» (Быт. 33, 8), Иаков же ответил ему в деланном и льстиво-почтительном третьем лице: «Дабы приобрести благоволение в очах господина моего».
В третьем лице обратилась и Михаль к Давиду, когда высмеивала его: «Как отличился сегодня царь Израилев…» — и такая же насмешка сразу ощущается теперь, спустя десятки лет, в разговоре слуг с тем же самым Давидом. Вначале они трижды обращаются к нему в почтительном третьем лице, но похоже, что Давид не услышал их, лежа под своими одеялами. И тогда к нему обратился четвертый слуга, и нам почти слышно, как он повышает голос: «И лежала бы у чресел твоих!» — и говорит это вульгарно и дерзко, в панибратски-пренебрежительном втором лице.
Почему? Именно на это хочет намекнуть текст. Царь не понял уважительную форму трех предыдущих обращений, и прямые слова: «И лежала бы у чресел твоих» — втолковывают ему: «Ну, сейчас ты понял наконец?!» И тогда трясущийся под одеялами царь, наверно, кивнул и, возможно, даже одарил слуг слабой улыбкой, и они вернулись к почтительному третьему лицу, отдающему фальшью и лицемерием: «И будет тепло господину нашему, царю…»
Но слова: «И лежала бы у чресел твоих» — не только грубое нарушение почтительности и дворцового церемониала. У них есть дополнительное назначение — напомнить читателю манеру, в которой за много лет до того пророк Нафан укорял Давида за смерть Урии. Он рассказал ему тогда притчу об овечке бедняка, сравнив эту овечку с Вирсавией: «От хлеба его она ела, и из его чаши пила, и у чресел его лежала» (2 Цар. 12, 3), — а эти слова тотчас перебрасывают память читателя к словам самого Урии, обращенным к Давиду: «А я вошел бы в дом свой есть и пить и лежать со своею женою?» Так автор завершает цепь своих намеков, и читатель понимает, почему сейчас царь Давид находится в таком жалком и смешном положении.
Смехотворность этого положения усугубляется тем, что «девственную отроковицу» принялись искать по всем просторам земли Израильской. В конце концов нашли некую Ависагу Сунамитянку, которая «была очень красива», и привезли ее в Иерусалим. То, что ее нашли в далеком Сунаме, на самом краю Изреельской долины, подтверждает, что поиски охватили всю страну. Почему? Что, в районе Иерусалима не нашлось ни одной «девственной отроковицы» приятной внешности и с подходящей температурой тела? Конечно, это тоже насмешка над царем: вот чем занимается его правительство — оно ищет красивых девиц по всем просторам Израильского царства!
«Но царь не познал ее»
«Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему; но царь не познал ее». |