|
Я был неизмеримо счастлив, что избавился от Гонории, но в то же время сочувствовал Биффи, который ничем не заслужил такой доли. Я отхлебнул чай и предался грустным размышлениям.
Наверное, в мире найдётся много парней — сильных, мужественных, с волевыми подбородками и сверкающими глазами, — которые с удовольствием женятся на этой заразе по имени Глоссоп и будут счастливы, но Биффи не принадлежал к их числу. Дело в том, что Гонория была здоровой энергичной девушкой с мускулами боксёра второго полусреднего веса, а смеялась она так, что, закрыв глаза, можно было себе представить, как кавалерийский эскадрон скачет по железнодорожному мосту. Когда я думаю, что кому-то придётся всю жизнь сидеть с этим существом за одним столом во время завтраков, мне становится жутковато. К тому же она была ужас какой умной. Короче, Гонория относилась к тем девушкам, которые сначала загоняют тебя до полусмерти на теннисном корте и на поле для гольфа, а потом как ни в чём не бывало усядутся обедать, ожидая, что ты будешь развлекать их беседами о Фрейде. Если б моя помолвка продлилась лишнюю неделю, у её отца объявился бы ещё один пациент, — а Биффи мало чем от меня отличался. Он тоже любил тишину, покой и мирную жизнь. Я был потрясён, нет, честное слово, потрясён.
И, как я уже говорил, больше всего меня потрясло поведение Дживза. В эту минуту он как раз вновь скользнул в спальню, и я дал ему ещё один шанс доказать мне, что он не бесчувственный чурбан.
— Ты хорошо расслышал имя, Дживз? — спросил я. — Мистер Биффен собирается жениться на Гонории Глоссоп, дочери старикана, у которого голова яйцом и кудри вместо бровей.
— Да, сэр. Какой костюм приготовить вам сегодня утром?
Заметьте, так говорил человек, который напрягал каждую клеточку своего мозга, чтобы вытащить меня из беды, когда я был обручён с Гонорией Глоссоп. Непонятно.
— Голубой с красной искрой, — холодно сказал я. Я намеренно говорил сухо, чтобы он видел, как я в нём разочаровался.
Примерно через неделю я вернулся в Лондон, и только успел расположиться в своей старой квартире, как ко мне ворвался Биффи. Одного взгляда на него было достаточно: я сразу понял, что его старая рана стала кровоточить. Малый выглядел совсем скверно. На его лице словно застыло растерянное идиотское выражение, которое я часто видел в зеркале для бритья, когда был помолвлен с Гонорией Глоссоп. Однако, не желая соваться не в своё дело, я пожал ему руку со всей теплотой, на которую был способен.
— Ну-ну, молодой человек, — шутливо произнёс я. — Прими мои поздравления.
— Спасибо, — сказал Биффи безжизненным голосом. Наступила тишина.
— Берти, — нарушил он молчание, продолжавшееся минуты три.
— Слушаю тебя, старичок.
— Это правда…
— Что?
— Нет, ничего, — сказал Биффи, и мы опять замолчали.
Через полторы минуты он вновь заговорил:
— Берти.
— Я здесь, старина. Что стряслось?
— Послушай, Берти, это правда, что когда-то ты был помолвлен с Гонорией Глоссоп?
— Правда.
Биффи кашлянул.
— Как тебе удалось… я хочу сказать, по какой причине расстроилась ваша помолвка?
— Мне помог Дживз. Он придумал блестящий план.
— Прежде чем уйти, — задумчиво сказал Биффи, — я хотел бы перекинуться с Дживзом парой слов.
Я решил до конца прояснить ситуацию.
— Биффи, старый плут, — спросил я, — скажи мне, как мужчина мужчине, ты хочешь расторгнуть помолвку?
— Берти, старый дурень, — лихорадочно произнёс Биффи, — между нами, мальчиками, говоря — хочу!
— Тогда, прах его побери, зачем ты обручался?
— Не знаю. |