— Да господь с тобой! Они же беременные! К тому же пациентки. Жень, ты чего? — совсем забыла про пирожные Светлана Игнатьевна и с недоумением посмотрела на Женю.

— Да просто я на днях видела, как он с одной беременной общался, даже подумала, что это его жена.

— Да ну, ерунда какая! — отмахнулась от журналистки акушерка. — Ну, кому захочется с чужой беременной женой заигрывать? Хотя, конечно, — каким-то заговорщицким тоном проговорила Светлана Игнатьевна, — бывают такие мужики, которые от беременных баб ну просто тащатся! Ну, пунктик у них такой, — покрутила она пальцем у виска. — Но Дмитрий-то Александрович вполне адекватный, он у нас не один год уже работает, мы бы заметили.

— М-м, м-м, — покивала Женя, но слова Светланы Игнатьевны ей в голову запали. — Скажите, а как часто младенцы умирают при родах, ну или сразу же после? — родился в Жениной светлой голове очередной спонтанный вопрос.

— Умирают? — снова удивилась Светлана Игнатьевна. — Да как вам сказать? Единая статистика, как раньше, не ведется, но в целом по стране показатели выше, чем в развитых европейских странах, причем в разы. В Петербурге ситуация наиболее благополучная по стране. Все же у нас и реанимация, и реабилитационные центры, и роддомов хватает, и специалисты квалифицированные, не то что в каком-нибудь поселке на краю света. В нашем вот роддоме уже больше года таких случаев не было. — Светлана Игнатьевна плюнула через плечо и постучала кулаком по столешнице.

— Как не было? — замерла с чашкой в руках Женя. — А совсем недавно, у знакомой моей, она у вас рожала, Елена Матвеева? У нее мальчик родился и сразу после родов умер.

— У Матвеевой ребенок умер? — недобро нахмурилась Светлана Игнатьевна. — Нет. Вы что-то путаете. У нас определенно никто не умирал. Возможно, уже после выписки?

— Она сказала, что ребенок умер, едва родившись, без всякой причины, вроде бы это синдром какой-то необъяснимой младенческой смерти, — запинаясь от собственной неуверенности, проговорила Женя, пытаясь вспомнить, что точно говорила Лена. И никак не могла. Раньше она была твердо уверена, что младенец умер в роддоме, но тогда бы Светлана Игнатьевна знала?

— Да, такое случается, — тяжело вздохнув, покивала Светлана Игнатьевна. — Как правило, в возрасте от одного месяца до четырех. Никаких симптомов, никаких логических объяснений. Чаще всего такое происходит во сне.

— Да? — переспросила Женя, пытаясь что-то сообразить. — Но ему еще не было месяца, только неделя, может, две.

— Вы же говорили, что он умер в роддоме? — как-то сердито встрепенулась акушерка, вероятно, обидевшись на то, что Женя бездумно бросила тень на их медицинское заведение.

— Мне так показалось, а про две недели я сказала, потому что со знакомой этой встретилась недели через две после ее выписки, — поспешила объясниться девушка, совершенно не желавшая ссориться с акушеркой.

— Так уточните у нее, где умер ребенок, — посоветовала та.

— Не могу. Она погибла несколько дней назад. Ее какой-то наркоман из-за очередной дозы убил в собственном подъезде, — проговорила, внутренне поежившись, Женя.

— Ужас! — выдохнула Светлана Игнатьевна. — Вот бедолага! — Она покачала головой и добавила: — Зато теперь она уж точно вместе со своим ребеночком, наверное, пожалел Господь.

Жене очень захотелось ей поверить.

А когда она увидела в коридоре спешащего по делам такого симпатичного, благополучного, деловитого доктора Синельникова, то не удержалась и, бросившись к нему наперерез, с ходу огорошила вопросом.