Мария Воронова. Врачебная ошибка
Врачебная ошибка
Он посмотрел на деда. Тот отрицательно покачал головой. Зиганшин открыл холодильник. – Мама котлеты с пюрехой привезла, будешь? – Давай, – вздохнул Лев Абрамович, сел за стол и начал кончиком ножа обводить узоры на клеенке. Зиганшин включил газ под сковородкой, подождал, пока она раскалится, налил масла и положил две котлеты, в центр – горку белого картофельного пюре и стал перемешивать, чтобы не пригорело. По кухне поплыл приятный аромат домашней пищи, но не вызвал ничего, кроме тоски и отвращения. Зиганшин разложил еду по тарелкам, крупно порезал изумрудный кривой огурец и сел за стол. Вкуса он не почувствовал, но это было уже дело привычное. – Жаль, ты не пьешь, – сказал Лев Абрамович, заметив, как мало убывает у Зиганшина на тарелке, – тяжело такое на сухую переносить. – Да ну ты что, Абрамыч! – Может, и Фриде полегче было бы. Зиганшин не ответил. Лев Абрамович тоже ел без аппетита. – Вообще ничего не поела? – спросил Зиганшин. – Совершенно ничего. Я говорю: Фрида, как ты думаешь поправляться, если ничего не ешь? Молчит. Если б знать, как заставить… – Да как? Я тоже через силу глотаю. Но я-то здоров. Зиганшин выбросил остатки еды, быстро помыл посуду и поднялся в спальню. Фрида лежала в постели, как показалось ему, в том же положении, в котором он ее оставил. Зиганшин прилег рядом и погладил ее по плечу, уже привычно расстроившись, какое оно стало тонкое и хрупкое. Фрида не ответила. – Надо есть, – сказал он тихо, – хоть немножко. Что тебе принести? Может, сладенькое что-нибудь? – Нет, спасибо. – А хочешь, закутаем тебя и в сад отнесем? – И там оставим, – буркнула Фрида. – Зачем ты так? Просто подышишь свежим воздухом, может, есть захочется, и уснешь получше. – Не хочу. – Фрида, но тебе сейчас надо делать всего две вещи: есть и спать. А ты не хочешь. – Не хочу. – Может, что-нибудь особенное? Селедки там или абрикосов? – Ничего не нужно. – Фрида, подумай. О! – Зиганшин вспомнил о разговоре с Львом Абрамовичем. – Давай вина тебе налью. – Отвяжись от меня, Слава. Она лежала спиной к нему, уткнувшись лицом в подушку, и приходилось напрягаться, чтобы понять, что она говорит. Зиганшин лег под одеяло и обнял жену. Сквозь ткань ночной рубашки нащупал грубый шов на животе – смерть ударила своей когтистой лапой и навсегда оставила глубокий след. – Скажи, что ты хочешь, все, что угодно, – прошептал он, – лишь бы только тебе стало полегче. Она впервые повернулась к нему лицом: – Слава, есть одно, что мне действительно хочется. – Говори. – Не тормоши меня, пожалуйста. Дай мне побыть самой с собой, хорошо? Он нахмурился: – Это неправильно, Фрида. Но если ты так хочешь, то хорошо. Она снова легла лицом в подушку, по пути сбросив его руку. Зиганшин лежал молча и пытался составить картинку из трещинок на потолке. Сколько можно еще ждать, прежде чем кормить ее насильно? Может, надо ставить капельницу с питательным раствором или показать психотерапевту, чтобы прописал какие-нибудь таблетки от депрессии? Давно, наверное, пора действовать, а он сидит… – Ты сам-то как держишься? – вдруг спросила Фрида и взяла его за руку. |
