Маленький человек повел взглядом вдоль строя. Священные цепи с мелодичным звоном упали на пол.

– Вы свободны. – Король повернулся, направился к трону и сел, положив руки на массивные мраморные подлокотники. Он наклонился вперед, и в то же мгновение неощутимый, но цепкий принудительный захват сжал тело Кугала, и он замер, как жук на булавке.

– Прекрасные порывы, благородные помыслы – это все хорошо, но жизнь среди простых людей – да-да, я из низкорожденных, господа! – приучила меня верить делам, а не словам. Запомните, я не потерплю никаких попыток захватить меня врасплох или, что еще хуже, поставить перед фактом или предъявить ультиматум. Между нами не может быть никакой торговли, никаких уступок, поблажек, quid pro quo . Ты понял меня, Сотрясатель?

– Понял, Ваше Величество.

Эйкен улыбнулся, принудительная хватка ослабла.

– Тогда, – произнес король, – самое время перейти к более важным делам. Итак, где вы спрятали оставшиеся аэропланы?

4

Задыхаясь, останавливаясь через каждые полсотни шагов, чтобы перевести дух и дать отдых распухшим лодыжкам, францисканский монах Анатолий Горчаков медленно взбирался к укрытой облаками вершине.

Какая жалость, что ему не удалось избежать встречи с бандитами! Несчастный халик! Это доброе, послушное животное никогда не сбивалось со следа – темной ночью, в густом тумане всегда верно выбирало дорогу. Монах остановился, вскинул голову, поглядел вдоль крутого каменистого склона, местами покрытого полосами тумана. До охотничьего домика на северном склоне, куда стремился измученный монах – в миру Анатолий Горчаков, – верхом на халике он бы добрался часов пять назад. Что поделаешь! Как было бы хорошо обсохнуть, согреться у огонька, перекусить, а может, даже заняться делами – ведь не по своей же воле он плутал в диких горах. Где ты теперь, верный друг, подарок благородного Ламновела из Сейзораска? Лакомый кусочек для разбойников, повстречавшихся брату Анатолию на Большой Южной дороге. Сначала он принялся упрашивать негодяев отпустить его, оставить в покое бедное животное, но четверо дюжих молодцов встретили его мольбы дружным смехом. Уже через мгновение они стали дерзки и грубы, и четыре острых копья кольнули монаха в шею. Брат Анатолий с укором посмотрел на них и, тяжело вздохнув, соскользнул с седла. Тридцать лет кочевал он по Европе эпохи плиоцена и был готов к встрече с самыми мрачными проявлениями Божьей воли. Если ему уготовано последние пятьдесят километров тащиться пешком, что ж – fiat voluntas Tua!  С другой стороны…

Неожиданно атаман разбойников, обыскавший стоявшего с поднятыми руками монаха, заметно подобрел.

– Благодари Господа, что ты беден, – заметил он, потом жестом приказал монаху опустить руки и, нагло усмехнувшись, добавил: – С нашей помощью теперь тебе будет веселее. Тоже помесишь грязь.

Монах промолчал.

– Святой отец, – продолжал атаман. – Знаешь, сколько ты натерпелся бы с белым халиком, я тебе точно говорю. Это же редчайший экземпляр. Ты и до города добраться не успеешь, как первые же патрульные в серых торквесах выпустят тебе кишки. Таких халиков берегут как зеницу ока.

– Катх! – нагло осклабившись, заявил более молодой бандит. Во рту у него не хватало двух передних зубов.

Посчитав, что это непонятное, но явно непристойное слово относится к нему, брат Анатолий не выдержал.

– Побереги лучше свою пасть, а то совсем без зубов останешься!

– Падре, это к тебе не относится, – охотно объяснил окончательно подобревший атаман.