Ярко светило нежаркое осеннее солнышко, по светло-голубому небу бежали белые и палевые облака, падали прямо под ноги давно перезревшие каштаны, пахло только что выловленной рыбой и водорослями.

Обнаружив Епифана сидящим на перевернутой лодке у развешенных для починки сетей, старший тавуллярий, подойдя, уселся рядом. Народу вокруг, и в самом деле, хватало – рыбаки, какие-то мальчишки, женщины… Никто не обращал на сидевших на лодке людей никакого внимания.

– Ну, – Алексей искоса взглянул на парнишку. – Рассказывай, как докатился до жизни такой?

– До какой такой жизни? – не понял юмора Епифан.

– До такой, когда мертвяки в твоей комнате валяются! Для начала расскажи-ка о всех соседях – Созонтии, Мелезии, Анисиме Бельмо.

При упоминании последнего юноша вздрогнул и, перекрестившись, решительно заявил:

– Анисим – гад, каких мало!

– Черт с ним, с Анисимом, ты про Созонтия расскажи!

– Про Созонтия…

Ничего толкового Епифан не рассказал ни про Созонтия, ни про Мелезию, ни про кого-либо еще – так, одни общие слова. Было видно, что юноша не хитрил – ну разве что самую малость, когда речь зашла о Мелезии – просто никто в доходном доме Виринеи Паскудницы (а также наверняка и в других подобных домах) не особенно-то интересовался соседями, у каждого хватало своих проблем.

– А в городе ты тоже Созонтия не видел?

– Да видал как-то под вечер у церкви Апостолов.

– Неужто милостыню просил?

– Шутишь?! Там своих нищих хватает, чужаку живо уши отрежут.

– Ну, это понятно. Так что старик там делал, молился?

– Может, и молился. Но мне показалось – ждал кого-то.

– Ждал? А кого – не видел?

– Да нет, я не стал останавливаться – какое мне до Созонтия дело?

Вот именно – никакого! Однако какое дело Созонтию до чужой комнаты?

Епифан задумчиво взъерошил кудри:

– Даже не знаю. Нет, я вчера всю ночь об этом думал – с чего это покойничка в мою комнату понесло? Ничего так и не надумал. Слушай, а, может, его просто туда затолкнули, уже мертвого?

– Может, и так. – Алексей, кстати, тоже про это подумал – самый простой вариант, больше тут и гадать нечего. Случайно все произошло – кто-то пришел к старику, задушил, а потом спрятал труп в первой попавшейся комнате… Однако он должен был бы знать, что там никого нет. И достаточно долго не будет!

– Епифан, ты всегда так поздно возвращаешься?

– Да. Бывает, и вообще не прихожу, остаюсь у Ларисы. Ну, когда ее отец в море уходит. Матери-то у Ларисы нет, других родичей тоже, был брат, да погиб уж лет пять тому.

– И в доходном доме, значит, все об этом знали.

– Вполне могли знать – я из своих возвращений тайны не делал.

И все. И больше – ничего интересного. Даже о Мелезии – ничего конкретного, сказал только, что она – актриса, выступает на вечеринках – куда пригласят. Н-да-а-а, не густо. Уж видно, придется собирать материал самому. Хотя, конечно, можно и не собирать – какое Лешке дело до смерти нищего старика? Конечно, никакого, но… Но очень уж не нравились старшему тавуллярию разного рода творившиеся вокруг него непонятки – они обычно всегда выходили боком. Тем более что покойный Созонтий именно о нем хотел кому-то доложить… Так что нужно было разбираться и желательно побыстрей, чтоб ничего больше не отвлекало от главного дела – поиска главного заговорщика! Кстати, а Созонтий наверняка – агент. Из тех, что держат на связи все мало-мальски уважающие себя сыскари – и в том, что он доложил о новом постояльце не было ничего особенного – обязан был доложить, все так делали.