|
Осень принесла отступление в Португалию, поближе к запасам продовольствия, без которых армии не пережить зиму, и отступление было тяжелым. Какой-то придурок послал армейские припасы по другой дороге, и войска шли на запад под проливным дождем голодными и злыми. Дисциплина падала. Десятки солдат были повешены прямо у дороги за мародерство. Сам Шарп заставил двоих пьяных раздеться догола и оставил их на милость наступавших французов. Больше в полку Южного Эссекса никто не напивался, и батальон, один из немногих, дошел до Португалии почти без потерь. На будущий год они отомстят за это отступление. И впервые все армии на Пиренейском полуострове сделают это под началом одного генерала: Веллингтон теперь был главой и британских, и португальских, и даже испанских сил. Джилайленд, изо всех сил споря с Шарпом, тоже хотел принято участие в войне – и победах, которые сулило объединение. Шарп резко оборвал его:
– Но они же никуда не попадают, капитан. Вам не сделать их точнее. Джилайленд кивнул, пожал плечами, нетерпеливо хлопнул в ладоши, потом снова повернулся к Шарпу: – Сэр? Вы как-то сказали, что испуганный враг уже наполовину разбит, так? – Да. – Подумайте, что могут сделать ракеты! Они приводят в ужас! – В чем только что убедились ваши собственные люди. Джилайленд раздраженно затряс головой: – Всегда есть дурная ракета, может, две, сэр. Но подумайте только! А если враг никогда их не видел? Вдруг – бах! Пламя, грохот, вой! Подумайте, сэр! Шарп подумал. Ему нужно было проверить эти ракеты, проверить основательно, что он и сделал за четыре дня нелегкой работы. Они начали с предельной для ракет дальности в две тысячи ярдов, но быстро поняли, что придется уменьшить расстояние. Но и на трестах ярдах ракеты были безнадежно неточными. И что же дальше? Шарп улыбнулся про себя. Какой эффект они произведут на человека, раньше их не видевшего? Он глянул в небо. Полдень. Можно надеяться на приятный вечерок. А потом – представление «Гамлета», которое офицеры легкой дивизии давали в амбаре за городом. Но сначала еще одно испытание, это недолго. Час спустя они с сержантом Харпером с расстояния в шесть сотен футов наблюдали за приготовлениями Джилайленда. Харпер взглянул на Шарпа и покачал головой: – Мы сошли с ума. – Тебе не обязательно здесь торчать. Харпер мрачно пробурчал: – Я обещал вашей жене присмотреть за вами, сэр. И вот он я, честно выполняю обещание. Тереза. Шарп встретил ее летом, два года назад, когда его рота сражалась вместе с партизанским отрядом. Тереза дралась с французами собственными методами: засада и нож, неожиданность и ужас. Они были женаты восемь месяцев, но Шарп не был уверен, удалось ли им провести вместе хотя бы десять недель. Их дочери, Антонии, было уже девятнадцать месяцев. Он любил дочь, единственную свою кровную родню, хотя почти совсем не знал ее. Она вырастет, говоря на другом языке, – но она его дочь. Он ухмыльнулся Харперу: – Мы здесь в полной безопасности. Ты же знаешь, они всегда мажут. – Почти всегда, сэр. Может, это испытание и было безумным, но Шарпу хотелось мягко пригасить энтузиазм Джилайленда. Ракеты были настолько неточными, что люди Шарпа, обожавшие смотреть, как виляют, взрываются и горят игрушки Джилайленда, уже устали над ними смеяться. Тем не менее, большинство ракет все-таки летели в нужную сторону, как бы ни причудлив был их путь, так что, возможно, Джилайленд был прав: может, они действительно способны наводить ужас. Был только один способ в этом убедиться – самому стать мишенью. Харпер почесал в затылке: – Знала бы мама, что меня поставят к стенке и направят мне в лицо тридцать чертовых ракет... Он вздохнул и коснулся распятия у себя на шее. Шарп знал, что сейчас артиллеристы примыкают шесты. |
