Полина (вслушиваясь). Это новое у тебя...

Захар. Это схематично, недодумано... Надо понять себя, вот в чем дело!

Полина (берет его за руку). Ты слишком мягок, мой друг, вот отчего тебе так трудно!

Захар. Мы мало знаем и часто удивляемся... Вот, например, Синцов - он удивил меня, расположил меня к себе... такая простота, такая ясная логика!.. Оказывается, он социалист, вот откуда простота и логика!..

Полина. Да, да... он обращает на себя внимание... такое неприятное лицо!.. Но ты отдохнул бы... пойдем, а?

Захар (идет за ней). И еще один рабочий, Греков... ужасно заносчив! Сейчас нам с Николаем Васильевичем вспомнилась его речь... Мальчишка... но так говорит... с таким нахальством...

(Ушли. Тишина, Где-то поют песню. Потом раздаются тихие голоса. Появляются Ягодин, Левшин и Рябцов, молодой парень. Он часто встряхивает головой; лицо добродушное, круглое. Все трое останавливаются у деревьев.)

Левшин (тихо, таинственно). Тут, Пашок, дело товарищеское.

Рябцов. Знаю я...

Левшин. Дело общее, человеческое... Теперь, брат, всякая хорошая душа большую цену имеет. Поднимается народ разумом, слушает, читает, думает... Люди, которые кое-что поняли,- дороги...

Ягодин. Это верно, Пашок...

Рябцов. Знаю... Чего же? Я пойду.

Левшин. Зря никуда идти не надо,- надо понять... Ты молодой, а это каторга...

Рябцов. Ничего. Я убегу...

Ягодин. Может, и не каторга!.. Для каторги тебе, Пашок, года не вышли...

Левшин. Будем говорить - каторга! В этом деле страшнее - лучше. Ежели человек и каторги не боится, значит, решил твердо!

Рябцов. Я решил.

Ягодин. Погоди. Подумай...

Рябцов. Чего же думать? Убили, так кто-нибудь должен терпеть за это...

Левшин. Верно! Должен. А ежели одному не пойти - многих потревожат. Потревожат лучших, которые дороже тебя, Пашок, для товарищеского дела.

Рябцов. Да ведь я ничего не говорю. Хоть молодой, а я понимаю - нам надо цепью... крепче друг за друга...

Левшин (вздохнув). Верно.

Ягодин (улыбаясь). Соединимся, окружим, тиснем - и готово.

Рябцов. Ладно. Чего же? Я один, мне и следует. Только противно, что за такую кровь...

Левшин. За товарищей, а не за кровь.

Рябцов. Нет, я про то, что человек он был ненавистный... Злой очень...

Левшин. Злого и убить. Добрый сам помрет, он людям не помеха.

Рябцов. Ну, всё?

Ягодин. Всё, Пашок! Так, значит, завтра утром скажешь?

Рябцов. Да чего же до завтра-то? Я говорю - я иду.

Левшин. Нет, ты лучше завтра скажи! Ночь, как мать, она добрая советчица...

Рябцов. Ну, ладно... Я пойду теперь.

Левшин. С богом!

Ягодин. Иди, брат, иди твердо...

(Рябцов уходит не спеша. Ягодин вертит палку в руках, рассматривая ее. Левшин смотрит в небо.)

Левшин (тихо). Хороший народ расти начал, Тимофей!

Ягодин. По погоде и... урожай!

Левшин. Этак-то пойдет, выправимся мы.

Ягодин (грустно). Жалко парня-то...

Левшин (тихо). Как не жалко! И мне жалко. Вот, иди-ка в тюрьму, да еще по нехорошему делу. Одно ему утешение - за товарищей пропал.

Ягодин. Да...

Левшин. Ты... Молчи уж!.. Эх, напрасно Андрей курок спустил! Что сделаешь убийством? Ничего не сделаешь! Одного пса убить - хозяину другого купить... вот и вся сказка!..

Ягодин (грустно). Сколько нашего брата погибает...

Левшин. Идем, караульный, хозяйское добро сторожить! (Идут.) О, господи!..

Ягодин. Чего ты?

Левшин. Тяжело! Скорее бы распутать жизнь-то!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Большая комната в доме Бардиных. В задней стене четыре окна и дверь, выходящие на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа рабочих, среди них Левшин, Греков.