– Мне не нужно.

– Не нужно ей! – Януся снова замахнулась, но не ударила. Может, побоялась зашибить насмерть. А Эльзе было все равно. Пусть бы и зашибла. – А у меня Олежка подрастает. Детенку скоро восемнадцатый годок, на девок уже заглядывается. А куда он девок этих водить станет? В мамки с папкой квартирку? Нет, выкуси! – Януся сложила толстые пальцы в кукиш. – Девок он пусть сюда водит, в свою квартиру.

– Мою… – прохрипела Эльза. Или это упрямство прохрипело вместо нее.

– Твою, – хмыкнула Януся. – Было ваше, стало наше! Ты ж ненормальная! Ты сумасшедшая наркоша. Тебя лечить нужно!

Не нужно. Янусе нужно, чтобы Эльза была тихой и обдолбанной. А еще, чтобы продолжала писать картины. Картины интересовали ее, пожалуй, даже сильнее, чем квартира. Потому что картины можно продать. Удивительное дело, у Эльзы продавать не получалось – только дарить. А Януся знала какую-то тайну, Януся могла продать зимой снег, не то что какие-то там картины.

– Я тебе пожрать принесла, убогая! – Януся зашуршала пакетами, принялась выкладывать прямо на пол перед Эльзой буханку хлеба, пакет молока и – невиданная щедрость! – кусок вареной колбасы.

Вот только не это Эльза от нее ждала, совсем не это. Януся приносила таблетки, те самые, которые были способны выдернуть Эльзу из одного кошмара и поместить в другой, но уже куда менее страшный и менее реальный. В том кошмаре можно было затаиться и спрятаться от всех. Там было почти хорошо, почти спокойно. Только все равно больно.

– Чего зыркаешь? – Януся пнула ногой батон. – Колеса ждешь? Сначала пожри, а потом будут тебе колеса. Намалевала хоть что-нибудь или провалялась падлой?

Провалялась. Даже умереть попыталась, но вот… не получилось.

– Жри! – прикрикнула Януся и сунула в руку Эльзе батон.

Батон был черствый и цвилый, от него пахло плесенью и больницей. Януся тащила из больницы все, что получалось: и колеса, и просроченную еду. Януся умела не только продавать, но и воровать. Или, как она говорила, пользоваться служебным положением. Эльза забыла, какое у нее там служебное положение. То ли просто медсестра, то ли старшая медсестра. Не важно, главное, что оно позволяет ей добывать таблетки.

– Жри, я сказала!

Во рту было сухо и колко от хлебных крошек, Эльза жевала, давилась, заходилась кашлем.

– Запей! – Януся сунула ей чашку с молоком. – А то еще удавишься, чего доброго.

А молоко свежее, только теплое. Кошке понравится. Кошка любит молоко.

– Колбасу в холодильник положу, а то закиснет. – Януся уже хозяйничала в кухне. Эльза прижалась спиной к стене, чашку с недопитым молоком поставила на пол. Тошнит. Если выпить или съесть еще что-нибудь, вырвет. – Ну что? – Януся вышла обратно в коридор, уперла кулаки в крутые бока, посмотрела сверху вниз. – Хочешь таблеточку?

Эльза хотела. Хотела и ненавидела себя за это желание. Себя ненавидела, Янусю, жизнь свою непутевую. Но куда сильнее ненависти был страх. Без таблеток все вернется и больше никогда не отпустит.

На пухлую ладошку Януся высыпала четыре таблетки, подумала немного, убрала одну.

– Хватит, – сказала с недоброй усмешкой. – Еще подохнешь от передоза, возись потом с тобой.

А Эльза уже тянулась к этой ладошке, видела только таблетки, думать могла только о них. Где там ненависть? Где стыд? Даже страх отступил перед этой черной, неумолимой жаждой.

– Погодь, погодь! – Янусины пальцы сжались в кулак, сверкнул на безымянном рубиновый перстенек. – Послезавтра приду, если за мазню свою не сядешь – останешься без колес на неделю.