– Боевые корабли уходят. Курс – на окраину системы, – доложил Анат. – Что делать мне, Судья?

    – Возвращайся к планете-гиганту. Будем ждать эскадру там, у входа в транспортную сеть. Думаю, суток им хватит.

    На экраны снова выплыла Файтарла-Ата. Мельтешение вокруг нее закончилось, сателлиты с молодью стояли на земле, и земля не горела, не взрывалась, не шла трещинами, не вспучивалась под напором лавы. Земля была спокойна и надежна, как и полагается земле.

    – Ты сделал это, рини! – Хийар смотрел на Марка с восхищением. – Ты это сделал! Ты…

    – Не надо представлять меня героем, – буркнул Марк. – Я следую долгу Судьи и понятиям о справедливости.

    – Но не всякий человек на это способен. Кажется, ваши военные были разочарованы.

    – Не думай, что им нравится жечь и убивать. Они тоже выполняют свой долг, тяжкий и очень неприятный, – заметил Марк и направился к выходу. Он хотел остаться один, подумать о принятом решении и о том, что послужило его причиной. Марка не терзали вина или мысли об ошибке, он был уверен в своей правоте, однако не мог избавиться от чувства, что его толкнули под руку. Определенно толкнули! Очень ненавязчиво, но в нужный момент!

    Уже шагнув в коридор, он услышал тихий, очень тихий голос рини:

    – Ты сомневался, Первый… ты утверждал, что деяния людей часто расходятся с их намерениями, а слова их – пятый палец… [56] Ты видишь, что это не так! Мой брат…

    Улыбнувшись, Марк направился к своей каюте. В том, что Хийар в него верит, не было ничего удивительного. Удивляло другое: он понял сказанное рини, хотя тот говорил не на земном языке.

    * * *

    Бейри висел над гигантской планетой, поджидая боевые корабли. В отсеках «Аната» царила тишина; сад дремал, замкнутый в свое иллюзорное пространство, коридор был пуст, ни звука не доносилось из каюты Хийара, по стенам рубки молчаливо и плавно скользили цветные тени. Лишь вечный ураган, бурливший у Красного Пятна, напоминал, что планеты и звезды не спят, что Вселенная не нуждается в отдыхе, что время течет и течет, выталкивая весь огромный мир из настоящего мгновения в миг будущего. Впрочем, поступь времени ощущали только разумные существа, измеряя его вращением лун, сменой сезонов, распадом атомных частиц или собственными жизнями. Была у них еще одна мера – поступки. Правда, не все содеянное было достойно того, чтобы воздвигнуть в темпоральном потоке черный или белый обелиск, а лишь особенно великое, меняющее судьбы миров и народов. Случалось и так, что черные камни превращались в белые или наоборот, но это являлось не чудом, а проблеском истины, той истины, которую обнажает время, возвращая деянию должный цвет.

    На «Анате» властвовал покой, но в иных местах, где обитали люди, не прекращалось движение, слышались шорохи и голоса, светились голографические экраны, мерцали ночные огни или сияло солнце. Майя Вальдес и ее дочь Александра, расположившись на скамье под пальмами, рисовали в четыре руки гондванский океан под бирюзовым небом, белую яхту на горизонте и дельфинов, круживших у самого берега. Их пальцы со световыми колечками то шевелились, то замирали, тянувшиеся от них лучи скользили по видеораме, оставляя то зеленый штрих, то мазок голубизны, то россыпь пенного узора. Иногда Сашка, сняв колечки, бросала дельфинам рыбу, которую они ловили на лету, благодарно вереща и щелкая.