Прежде чем подняться на улицу, он остановился перед планом квартала. Подошел совсем близко, едва не уткнувшись носом, затем отступил назад, стараясь определить правильную дистанцию. Глаза его подводили. Это был шанс, и я им воспользовался:

— Вам помочь?

Я произнес эти слова с акцентом уроженца Старой Страны, который он узнал сразу же и ответил доброжелательной улыбкой, мгновенно сменившейся изумлением. В этом изумлении была толика подозрительности — уверен, что я не ошибся. Именно подозрительности и даже нечто вроде стыдливого испуга. Так случается, когда человек говорит себе, что за ним, наверное, следили, но не убежден в этом и не хочет напрасно подозревать или проявить невежливость.

— Я ищу улицу, — сказал он, — которая должна быть где-то здесь. Она носит имя Юбера Юга.

Я углядел ее сразу.

— Вот она. Они написали Ю. Юг слишком мелко, разобрать ничего нельзя…

— Благодарю вас, вы очень любезны! Вы предпочли обвинить авторов плана, а не мои постаревшие глаза!

Он говорил мягко и медленно, словно ему приходилось отряхивать пыль с каждого слова, прежде чем произнести его. Но фразы были очень правильными, изысканными, без пропусков и искажений, без просторечных оборотов — напротив, слишком литературными и вышедшими из моды, словно он чаще беседовал с книгами, нежели с себе подобными.

— В прежние годы я бы доверился инстинкту, даже не взглянув на план или карту…

— Это недалеко. Я могу вас проводить. Мне знаком этот квартал.

Он просил меня не затрудняться, но явно лишь из вежливости. Я настоял на своем, и через три минуты мы оказались на месте. Он остановился на углу, неторопливо оглядел всю улицу, потом сказал с некоторым пренебрежением:

— Какая маленькая! Совсем крохотная. Но все-таки это улица.

Замечание было до такой степени банальным, что показалось мне даже оригинальным.

— Какой дом вам нужен?

Вы же понимаете, я сделал попытку бросить спасательный круг здравого смысла, но мой спутник им пренебрег.

— Да, в сущности, никакой. Я просто хотел посмотреть на эту улицу. Сейчас я поднимусь по ней, а потом вернусь по другой стороне. Но мне не хотелось бы вас задерживать, у вас, должно быть, есть свои дела. Благодарю вас за то, что проводили меня!

Любопытство мое достигло уже той степени, что я совершенно не желал вот так взять и просто уйти — мне хотелось понять. Очевидная странность этого человека нисколько не уменьшила моего любопытства. Я решил не обращать внимания на последние слова, как если бы это была очередная вежливость с его стороны.

— Наверное, с этой улицей у вас связаны какие-то воспоминания?

— Нет. Я никогда не бывал здесь прежде.

Мы вновь шли рядом. Я исподтишка наблюдал за ним, а он ничего не замечал, с восторгом разглядывая дома.

— Кариатиды. Успокоительные и надежные произведения искусства. Красивая буржуазная улица. Чуть узковата… На нижних этажах, должно быть, мало света. Кроме тех, что выходят на проспект.

— Вы архитектор!

Я выпалил эту фразу так, словно в ней заключалась разгадка. И позволил себе только легкий намек на вопрос, иначе могло бы возникнуть впечатление излишней фамильярности.

— Вовсе нет.

Мы уже дошли до конца улицы, и он резко остановился. Поднял глаза на бело-голубую табличку, затем потупил взор с явным желанием сосредоточиться. Опущенные по бокам руки вскоре сошлись вместе, пальцы переплелись забавным образом — он будто придерживал воображаемую шляпу.

Я встал за его спиной.

Улица Юбера Юга

Участника Сопротивления

1919–1944

Я подождал, пока он отведет взор от таблички и повернется ко мне, — и лишь тогда задал вопрос, со стыдливой интонацией и полушепотом, словно мы были на похоронах:

— Вы его знали?

Он ответил тем же доверительным тоном:

— Его имя мне ничего не говорит.