— Дитя!

Голос принадлежал пожилой женщине, он звучал по-прежнему надменно, но с нотками томительного отчаяния. Фелисин на миг зажмурилась, а затем выпрямилась и отыскала глазами тощую старуху в шеренге за громилой. Та была одета в ночную рубашку, изорванную и запачканную. Не чем иным, как благородной кровью.

— Леди Гейсен.

Старуха вытянула дрожащую руку.

— Да! Жена лорда Гилрака! Я — леди Гейсен… — Слова прозвучали так, словно она забыла, кем была, теперь старуха нахмурилась, так что пошёл трещинами толстый слой пудры, скрывавший морщины, и покрасневшие глаза впились в Фелисин. — Я ведь тебя знаю, — прошипела она. — Ты из Дома Паранов. Младшая дочь. Фелисин!

Фелисин похолодела. Она отвернулась и посмотрела на стражников, которые стояли в тени, опираясь на пики, передавали друг другу фляжку с элем и отгоняли последних мух. За мулом приехала телега, из неё выпрыгнули четверо измазанных пеплом мужчин с верёвками и баграми. За стенами, окружавшими Круг, вздымались раскрашенные башни и купола Унты. Она тосковала по затенённым улочкам между ними, скучала по беззаботной жизни, которой наслаждалась ещё неделю назад, скучала по Себри, по тому, как он грозно кричал, когда она аккуратно, легко направляла бег своей любимой кобылы. Тогда Фелисин поднимала глаза и видела зелёную изгородь из кустов свинечника, отделявшую площадку для верховой езды от семейных виноградников.

Рядом хмыкнул громила.

— Худовы пятки, а у этой сучки есть чувство юмора.

«У которой?» — подумала Фелисин, но смогла сохранить отрешённое выражение лица, хоть и утратила покой воспоминаний.

Бывший жрец шевельнулся.

— Сёстры вечно ссорятся, так ведь? — Он помолчал, а затем сухо добавил: — Но это уж перебор.

Громила снова хмыкнул и наклонился вперёд так, что его тень упала на Фелисин.

— Жрец-расстрига, выходит? Не похоже на Императрицу — делать одолжения храму.

— Это не одолжение. Я давно уже распрощался с благочестием. Уверен, что Императрице больше понравилось бы, если бы я остался в монастыре.

— Да ей плевать, — презрительно заявил громила и принял прежнюю позу.

Леди Гейсен проскрежетала:

— Ты должна поговорить с ней, Фелисин! Пусть попросит за нас! У меня есть богатые друзья…

Громила заворчал и расхохотался.

— Ты глянь в начало шеренги, карга, там и найдёшь своих богатеньких друзей!

Фелисин только покачала головой. «Поговорить с ней», как же. Прошли уже месяцы. Даже когда отец умер — ни слова.

Воцарилась тишина, углубилась и стала почти такой же нерушимой, как и до этого неожиданного всплеска разговорчивости, но затем бывший жрец откашлялся, сплюнул и пробормотал:

— Не стоит искать спасения у женщины, которая просто исполняет приказы, миледи, и не важно, что она — сестра этой девочки…

Фелисин поморщилась и гневно посмотрела на бывшего жреца.

— Ты что, воображаешь…

— Он ничего не воображает, — проворчал громила. — Забудь о крови, о том, что она там должна значить, по-твоему. Это работа Императрицы. Может, ты думаешь, что это личное, может, тебе так приходится думать, учитывая, кто ты такая…

— Кто я такая? — Фелисин хрипло расхохоталась. — Какой из Домов считает тебя родичем?

Громила ухмыльнулся.

— Дом Позора. И что с того? Твой-то выглядит ничуть не менее потрёпанным.