– Добром пойдешь? – еще раз переспросил, подходя ближе, бородач.
– Нет, конечно, – расплылся в улыбке Олег.
– Пойдешь! – широко размахнулся разбойник.
Дубины – как и топоры, и топорики, и кистени, и нунчаки, и палицы, и шестоперы – при всей своей убийственности имели один недостаток: все они требовали хорошего замаха. И тем самым давали фору в несколько мгновений жертвам атаки. Ведун этот шанс не упустил, сделав быстрый шаг вперед – бородач, осознав ошибку, успел округлить глаза, вскинуть перед глазами растопыренную пятерню, но остановить быстрого ножа, входящего в живот, не успел. Середин провернул клинок в ране, дабы уж точно сделать ее смертельной, выдернул косарь и отступил.
– Дядя!!! – издал вопль ужаса мальчишка и упал перед умирающим татем на колени. – Дядя, дядюшка, нет, не нужно! Дядь, не умирай!
Душегуб лишь хрипел в ответ, роняя с губ розовую пену. На вопли паренька из дома на крыльцо выскочили еще двое мужиков, и Середин понял, что разбойников даже меньше, чем он думал.
Тати замерли. Вскочили те, что сидели у костра, отпустили лошадей конюхи, замерли, прислушиваясь, бандиты у ручья.
– Дядя, дядя, – обливаясь слезами, уговаривал мертвеца Синеус. – Дядя, не уходи.
– Как это, «не уходи»? – поморщился ведун. – Твой дядя был грабителем. А грабители бывают хорошими, только когда им распарывают животы или вешают на осинах.
– Подлая тварь!!! – Паренек кинулся на Олега с ножом, но его клинок лишь чиркнул по броне у живота. Середин же аккуратно вонзил косарь ему под лопатку и уложил на спину в густую траву.
– Бей его, мужики!!! – заорал тать в красной косоворотке, подхватил палицу и кинулся на ведуна.
– Наконец-то, – облегченно выдохнул Середин. Избивая беззащитных людишек, пусть и уголовников, воображающих себя героями, он все же испытывал бы муки совести. Драться в открытом поединке было для его души куда проще. Один к десяти – разве это не честно?
– Н-на-а!!! – Краснорубашечный бандит замахнулся палицей из-за головы.
Середин скользнул навстречу, чиркнул остро отточенным косарем по его животу и тут же нырнул в сторону, кинул подобранной дубиной бородача в сторону костра, сам устремился к крыльцу, метнул перед собой нож. Пара бандитов, одетых лишь в рубахи и даже не опоясанных, пригнулись, спасаясь от косаря, а ведун дернул из-за спины саблю и широким взмахом полосонул их по бритым макушкам. Брызнула кровь, Олег же подобрал оставленный бородачом топорик, поспешил к костру. Как он и ожидал, один из бандитов по инерции все еще продолжал крутить вертел, второй выдернул из-за пояса топор. Но топору для удара требуется замах – поэтому сперва ведун подрубил ноги вертельщика, потом вскинул навстречу второму бандиту топорик, и в тот миг, когда два топора с лязгом столкнулись, быстро кольнул душегуба саблей в грудь.
Это и было главным отличием меча от топора, дубины или кистеня. Теми можно только бить с размаху. Клинок же умел и рубить, и колоть, и резать.
Ведун поспешил навстречу «лошадникам». Подставил древко топорика под удар одного, кольнул в живот, да с проворотом, ринулся на другого. Тот тоже бил из-за головы, а поразить таким ударом противника, в прыжке оказавшегося почти вплотную, невозможно. Ведун же прижал лезвие сабли плотно к груди врага, да еще нажал на обух левой рукой, рванул рукоять – и тать осел на землю, заливаясь кровью.
Середин облегченно выдохнул: схватка пронеслась с такой стремительностью, что троица у ручья не успела не то что принять участие, но даже толком понять происходящее. Однако они все равно были душегубами, членами общей банды и не имели права на существование. |